Раскаленная броня. Танкисты 1941 года

Кисляков Максим Валерьевич

– Командир, а может, покрошить их? – предложил Демин.

– Отставить! – отрезал лейтенант. – Будем пробовать уйти без боя.

Протасов посмотрел на Романа, тот уставился в сторону, откуда доносится размеренная немецкая речь, руки сжимаются в кулаки.

– Нам бы к своим… вот тогда и повоюем! – добавил лейтенант.

– Эт точно, – согласился Демин, глаза жадно вглядываются в округу. – Только бы добраться, тогда будет им, гадам, Дед Мороз и раки на зимовке!

– С раками-то понятно, – согласился Семен. Он тоже ищет взглядом немцев.

Наконец показался проклятый серо-зеленый мундир. Немецкий автоматчик деловито шагает вперед, руки поудобнее

перехватили отполированные рукоятки скорострельного МП, на предплечье серебряным шитьем блестит шеврон фельдфебеля, выбритое до синевы лицо сияет надменной улыбкой.

Игорь пригляделся и тут же напрягся, желваки заиграли на скулах. На петлицах черного бархата он заметил поблескивающую пару молний.

– Эсэсовцы!.. – еле слышно прошипел лейтенант.

– М-да, принесла чертей нелегкая, – мрачно протянул Демин

– Жди беды… – коротко подытожил Баир.

За спиной автоматчика шагают двое, в руках винтовки, пальцы застыли на курках – чуть что – тут же прогремит выстрел.

Сапоги немецких солдат поднимают с испещренной ухабами дороги облачка пыли, вокруг ютятся небольшие глинобитные домишки. В одних окна наспех заколочены кривоватыми досками, на других – прочные ставни. Соломенные крыши чернеют проплешинами, вместо ухоженных грядок – месиво перекопанной земли и травы.

Вдруг немецкий фельдфебель остановился, вскинул руку. Двое других тут же замерли, в плечи уперлись приклады винтовок. В одном из уцелевших окон метнулась какая-то фигура, еле слышно скрипнули половицы. Немецкий автоматчик передернул затвор и шагнул к мазанке. Двое других солдат огляделись и тоже последовали за ним. Тяжелый немецкий сапог заскрипел половицами на пороге, рука дернула за ручку двери, та не поддалась. Эсэсовец хмыкнул и со всего размаху шандарахнул ногой в дверь. Раздался треск, в стороны брызнули куски древесины – дверь с первого же удара рванулась вперед, беспомощно повисла на одной петле.

Внутри кто-то вскрикнул. Немецкий автоматчик осклабился, обнажив белые ровные зубы, и шагнул вперед, дуло угрожающе выставил вперед. За ним последовал еще один, другой солдат остался на улице, рука нервно теребит цевье винтовки, глаза бегают из стороны в сторону.

– Давай его по-быстрому стрельнем, – шепотом предложил Демин. – Остальных зажмем в доме и укокошим!

– Ага, укокошим. Еще неизвестно кто кого… – отозвался Семен. – Я слышал, что эсэсовцы – это элита!

– Скажешь тоже – «элита»! – недовольно буркнул Демин. – Мы, танкисты, тоже не пальцем деланы! Или ты трусишь, Горобец?

– Сам ты…

– Отставить разговорчики! – грубо перебил их Протасов.

Внезапно внутри дома послышался визг, его сменил детский плач, следом раздались колючие, словно дюжина гвоздей в связке, отрывистые приказы на немецком, их стали заглушать звуки бьющейся посуды. Немец, оставшийся на улице, встрепенулся – винтовка черным жерлом уставилась в окна.

Танкисты переглянулись.

По половицам тяжелыми шагами прогрохотали армейские сапоги, кто-то вновь пнул в дверь, та оторвалась от последней петли, отлетела в сторону и бухнулась в пыль. Следом на улицу вылетела надрывно плачущая молодая женщина, платье разодрано, полная грудь вывалилась, соломенного цвета волосы разметались в стороны, залитая слезами щека сияет свежим синяком. За ней выскочил немец с винтовкой наперевес, подбитый железными гвоздями сапог ударил в спину женщине, та коротко воскликнула и повалилась на землю.

В это же мгновение над двором разнесся детский надрывный крик: «Мама-а-а!» Из дома во двор выскочил мальчик лет трех, на голом тельце

болтается распашонка без пуговиц. Он ловко увернулся от пытающегося его перехватить немца и со всех ног бросился к молодой женщине. Та тут же бухнулась на колени и раскинула руки навстречу сынишке. Ребенок со всего размаху бухнулся в материнскую грудь и зашелся плачем, слезы струями побежали по пухленьким щечкам.

Немецкий фельдфебель-эсэсовец подскочил и грубо отдернул босоногого малыша, тот повис на одной руке, ноги беспомощно молотят воздух, белокурые пряди разлетаются в стороны, он еще сильнее взвыл. Мать истошно завопила, бросилась вперед и изо всех сил вцепилась в рубашонку мальчишки. Но она тут же вскрикнула – немецкий солдат прикладом ударил по рукам.

– Смотри, что делают, сволочи!.. – со злобой прошипел Демин, пальцы впились в землю. – Командир, давай стрельнем гадину! Смотри, что творят!..

– Сидеть тихо! – грозным шепотом бросил Протасов.

Высокая трава скрывает засевшие в ней фигуры. Тень от пары деревьев поблизости черным одеялом падает на танкистов. Они с напряженными лицами смотрят на происходящее во дворе дома. Семен нервно грызет соломку, желваки ходят ходуном.

– Командир, ну мочи нет больше на это смотреть!.. – вторит товарищу Семен Горобец, рука уже передернула затвор, черное жерло ствола уперлось прямо на немецкого автоматчика, палец на курке побелел. – Сейчас, тварина арийская, я тебе устрою Третий рейх, твою мать.

Рука лейтенанта мгновенно перехватила готовый плюнуть смертоносным свинцом ствол. Сема содрогнулся, бросил косой взгляд на Игоря, тот уставился на него недобрым взглядом.

– Я сказал, сидеть тихо! Никакой стрельбы!

В это же мгновение эсэсовский автоматчик словно тряпичную куклу отбросил малыша подальше. Маленькое тельце кубарем покатилось в пыли, треснулось головой о землю, но мальчуган тут же вскочил и со всех ног вновь бросился к матери. Мать извернулась и вырвалась из рук немца и бросилась навстречу сынишке. Мальчик вновь повис у нее на груди, словно щенок уткнулся в мягкое родное тело и тихонько завыл.

Немцы пришли в бешенство. Пятерня одного из них вонзилась в волосы женщины, загребла прядь побольше и со всей силы рванула на себя. Молодая мама взревела, но ребенка не отпустила. Тяжелый винтовочный приклад вновь обрушился на хрупкие женские руки. Другой немец схватил мальчонку и, наконец, выдрал из крепких материнских объятий этот непокорный комочек.

Сердце Игоря сжалось – эсэсовский автоматчик тащит завывающего ребенка. Внутри все похолодело. Немецкий унтер перехватил парнишку за ноги, размахнулся и с воплем «Шайсе!» ударил мальчонку головой об угол хаты. Послышался хруст, брызнула кровь, бурая струя залила искаженное от ярости лицо фашиста. Мать тяжело вскрикнула и без сил повалилась на землю. Маленькое окровавленное тельце бухнулось в пыль, под ним медленно стала расползаться кровавая лужица.

– Ай, сволота! – воскликнул Баир, выхватил лежащий рядом ППШ и нажал на курок. Округу разрезала автоматная очередь. Фашистский фельдфебель пригнулся, отскочил в сторону, но тут же вскрикнул – несколько пуль вонзились в грудь, раскаленный свинец с треском вспорол мягкую плоть, раздробил реберные кости. Эсэсовец тяжелым мешком брякнулся на землю, задрыгал ногами, но тут же замер.

Немецкие солдаты попадали на землю, защелкали затворы, стали палить куда глаза глядят. Сейчас они, в страхе вспоминая жуткие рассказы о русских партизанах, которыми охотно делятся ветераны еще той Первой мировой войны, крутили головами в разные стороны, в руках дрожат винтовки.