Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод)
Шрифт:
Два санитара, темнокожие индийцы из медицинского корпуса, наткнулись на человека, лежавшего на левом боку. Они с трудом поворачивали его, и Ян Паулюс, передав поводья Хенни, пошел к ним.
В бреду раненый ужасно бранился и сопротивлялся попыткам индийцев наложить шину ему на ногу.
– Оставьте меня в покое, сволочи! – и кулак отшвырнул одного из санитаров.
Ян Паулюс, узнав голос и удар, побежал туда.
– Веди себя хорошо, или я тебя прибью! – крикнул он, подбежав к санитарам. Шон
– Кто это? Ты кто? Убирайся!
Ян Паулюс не отвечал. Он смотрел на раны, и его затошнило.
– Дайте-ка мне!
Он взял у ошеломленных санитаров лубки и наклонился к Шону.
– Уходи! – закричал Шон. – Я знаю, что ты сделаешь! Ты ее отрежешь!
Ян Паулюс схватил его за руку и держал, а Шон вырывался и бранился.
– Я убью тебя, грязный ублюдок! Убью, только тронь!
– Шон! Это я. Посмотри на меня.
Шон медленно расслабился, взгляд его стал устойчивей.
– Это ты? Правда ты? – прошептал он. – Не позволяй им... не позволяй отрезать ногу. Как Гарри.
– Лежи спокойно, или я отшибу твою глупую башку, – проворчал Ян Паулюс.
Руки у него могучие, красные, как и лицо, – большие руки с неуклюжими пальцами, но сейчас они действовали осторожно и нежно, как мать обращается с ребенком. Наконец, взявшись за лодыжку Шона, Ян Паулюс посмотрел на него.
– Ну держись. Я должен ее вправить.
Шон хотел улыбнуться, но его лицо под слоем грязи посерело, пот выступил на коже, как множество мелких волдырей.
– Меньше болтай, чертов голландец. Делай!
Глубоко в разорванной плоти кость скрипнула о кость, и Шон ахнул. Все мышцы его тела судорожно напряглись, потом расслабились. Он потерял сознание.
– Ja, – проворчал Ян Паулюс. – Так-то лучше.
На его бесстрастном лице впервые отразилось сочувствие. Он закончил перевязывать Шона и еще несколько секунд просидел у бесчувственного тела. Потом тихо, чтобы не могли расслышать санитары, прошептал:
– Спи спокойно, брат мой. Да сохранит Господь твою ногу.
Он встал, с его каменного лица исчезли всякие следы жалости и горя.
– Забирайте, – приказал он и подождал, пока Шона уложат на носилки и унесут. Потом пошел к своей лошади, чуть подволакивая ногу по траве. Из седла он снова посмотрел на юг, но санитары с носилками уже исчезли за деревьями мимозы.
Ян Паулюс тронул шпорами бока лошади и следом за длинной колонной фургонов, пленных и пушек поехал назад, к Тугеле. Теперь слышался только звон упряжи и меланхолический грохот колес.
Глава 19
Гаррик Кортни следил, как шампанское льется в его хрустальный бокал. Пузырьки, отражая свет лампы, кружились золотым водоворотом. Капрал поднял бутылку, искусно перехватил салфеткой каплю
– Нет.
Литтлтон накрыл свой пустой бокал ладонью.
– Давайте, Литтлтон. – Сэр Редверс Буллер наклонился вперед и осмотрел стол. – Вино отличное.
– Спасибо, сэр, но шампанское – напиток победы; пожалуй, стоит послать ящик за реку.
Буллер медленно покраснел и посмотрел на свой бокал. В офицерской столовой снова воцарилась тишина. Чтобы нарушить ее, Гарри заговорил.
– Думаю, сегодняшнее отступление было произведено в полном порядке.
– От всей души согласен. – На противоположном конце стола лорд Дандоналд саркастически продолжил: – Но по правде сказать, полковник, отступали мы налегке.
Это косвенное упоминание о пушках заставило всех посмотреть на Буллера: Дандоналд явно не считался со знаменитым нравом генерала. Но, пэр Англии, он мог позволить себе рисковать. С вежливой наглостью встретив взгляд Буллера, он не отводил глаз, пока генерал не потупил свои рачьи глаза.
– Джентльмены, – тяжело заговорил Буллер. – У всех у нас был тяжелый день, и нам еще предстоит много дел. – Он взглянул на адъютанта. – Клери, будьте добры поднять тост за королеву.
Гарри в одиночестве шел хромая от большой палатки, где размещалась офицерская столовая. Обширное поле светящимися конусами покрывали меньшие палатки, освещенные по-разному, а над ними темный атлас ночного неба был расшит серебряными звездами.
Вино, выпитое за вечер, шумело в голове, и Гарри не замечал нависшей над лагерем унылой тишины.
Когда он вошел в свою штабную палатку, со стула у его стола встал человек. В свете лампы видно было, что лицо у него осунулось и в каждой линии тела проступает усталость.
– Добрый вечер, сэр.
– Вы пришли с отчетом?
– Да, сэр.
– Скажите, Кертис, много ли жертв?
В этом вопросе чувствовалось оживление, которое показалось Кертису отвратительным. Он не спешил с ответом и задумчиво разглядывал лицо Гарри.
– Мы понесли тяжелые потери. Из двадцати человек четверо погибли, двое пропали без вести, пятеро ранены.
– Вы приготовили список?
– Еще нет.
– Тогда скажите, кто они.
– Убиты Бут, Эймери...
Не в силах больше сдерживать нетерпение, Гарри выпалил:
– А этот сержант?
– Вы имеете в виду Кортни?
– Да, да.
Возбуждение смешивалось со страхом, и от этого внутри ощущалась пустота.
– Ранен, сэр.
Гарри испытал такое сильное облегчение, что должен был закрыть глаза и глубоко вдохнуть.
Шон жив. Слава Богу. Слава Богу!
– Где он сейчас?