Раскинулось море широко
Шрифт:
В 1883 г. управление этим флотом было передано морскому министерству, а с 1885 г. Добровольческому флоту выделяются ежегодные субсидии на обеспечение срочных рейсов между Владивостоком, портами Камчатки и Охотского моря. В 1891 г. открывается новая линия: Одесса – Санкт-Петербург.
Постепенно суда ветшали, а 3 парохода погибли: в 1882 г. затонула у берегов Африки у мыса Раз-Гафун «Москва», в 1887 г. разбилась у пустынных берегов Сахалина «Кострома», а «Владивосток» ночью в тумане потерпел крушение близ Императорской
Возникла необходимость модернизации флота и в 1892 г. вышло новое положение, по которому в течение 10 лет Добровольческий флот был обязан построить 4 новых быстроходных и 2 транспортных парохода. Командование Добровольческого флота оказалось на высоте: в 1893 г. в строй было введено 8 пароходов, которые в случае войны быстро можно было вооружить и использовать как крейсеры (К началу XX века под флагом Добровольческого флота состояло 5 судов водоизмещением от 8556 до 11660 тонн и скоростью хода от 18 до 20 узлов, 9 пароходов водоизмещением от 2500 до 10500 тонн со скоростью хода от 12 до 13 узлов).
Кстати, порядок присвоения имен судам зависел от величины суммы, собранной городами или губерниями.
В 1900 г. полным ходом шло строительство и парохода (крейсера) «Херсон». Как следует из письма председателя комитета Добровольческого флота контр-адмирала Петра Федоровича Юрьева, это имя крейсер получил «… в виду теплого участия, принятого г.г. дворянами и обывателями Херсонской губернии, выразившегося поступлением пожертвований на сумму свыше 40000 рублей…»
Спустили на воду «Херсон» аккурат в самом конце викторианской эпохи, накануне воцарения Эдварда VII… иначе, как пишет мне взыскательный читатель, корабль стал бы именоваться «ЕГО Величества…»
Когда, оставляя за собой дымный след сгоревшего китового сала, ОНА покинула стапель Джона Брауна, обращая в кипящую белизну водяной пыли и брызг серые волны Клайда…
И когда это кипенно -белое облако, поймавшее луч нежаркого летнего солнышка, чудом пробившегося из-за вечных клубящихся туч, подвесило на единый миг над стылой водой ярчайшую радугу…
Тогда Старый Корабельный Мастер, на своём веку давший жизнь многим и многим кораблям, грустно покачал головой:«The unfortunate ship! The fast life, interesting death…»
И ведь, кажется, не было у него никаких оснований для столь мрачного прогноза… Не заклёпывали ирландца, решившего соснуть в укромном уголке, в глухом отсеке… Не задыхался никто в угольной яме при первой бункеровке… Не ошпаривало насмерть перегретым паром машинистов из лопнувшего паропровода…
А вот ведь, поди же ты… По мнению Старого Мастера – лучше бы заклёпывали или ошпаривало… ОНА сразу взяла бы дань кровью – и служила бы потом людям долго и скучно, и абсолютно бесславно… мирно окончив свои дни у разделочного пирса на корабельном кладбище… в безвестности и людском забвении…
…
Глава вторая. Прощай, моя Одесса…
Она – в отличие от НЕЁ, на первый взгляд не была красавицей… Красивой женщину делает хорошее платье, удобная обувь, капелька броккаровских духов… ну, и лучшие друзья девушек – бриллианты… и восхищение всем этим – обожателей -мужчин…
Кто бы назвал красивой мешковатую, бесформенную фигуру, в серой, до пят, казённой арестантской юбке, темно-бурой казённой же кофте, в повязанном под подбородок чёрном монашеском платке… из под которой, как солнечный лучик, проглянувший вдруг из-за осенних, сыплющих серым дождём тучек, выбился золотистый, непослушный локон…
Извольте – Крейсерман Елена, дщерь Моисеева, она же Кацнельсон, она же Сидорович, она же Фрайерман, она же Лившиц… 1884 года, мещанка города Одессы, осужденная Одесским Окружным судом, по совокупности деяний, Б\С – С/К («сильно каторжная»)… на спине нашит красный бубновый туз -«Внимание! Склонна к побегу!»
Ах, Одесса… Именно что ах – потому что только здесь, где как в плавильном котле – сливалась вишнёвая нежность Малороссии и пьянящий молодым вином гайдуцкий дух Бессарабии, древняя мудрость хасидов и лукавая оборотистость понтийских греков, черноморская казацкая удаль и русский небывалый размах… щедро приправленные французским шармом и турецкой кайфовой негой – могли рождаться и жить такие люди…
«Пушкин – величайший на земле поэт,
Бросил всё – и начал жить в Одессе…
Поживи он здесь хотя бы пару лет-
Кто б тогда услышал о Дантесе?»
И прав, трижды прав Владимир Семёнович Высоцкий, потому что самый воздух Одесский делает с людьми чудеса… Он делает их – свободными! И не нужно, по Магдебурсгскому праву, жить в этом чудном городе один год и один день, чтобы сбросить с себя иго феодальных условностей…
Нет, Вы токи сойдите, я Вас умоляю, с поезда, и выходите себе на Привокзальную улицу… токи не ходите направо, на Итальянский бульвар, как делают усе пижоны – Вы ходите себе налево…
На шумный, пыльный, весёлый Привоз… И Вы уже свободны! Свободны от серой, суконной, казённой скуки или чёрной тоски, от хандры и печали, от горя и бед… возможно, правда, от часов и бумажника тоже… Ну так это просто малая плата за пропуск в царство свободного труда…
«Ой, Фира, ты уже торгуешь аквариумными рыбками?
– Шо Ви такое говорите, тётя Рая… это же бички! На них же ж пахать можно!
– А Ваши бички свежие?
– Та щоб мне сказиться… только нэмного устали и вже спять…