Раскол во времени
Шрифт:
— Эвансу?
— Мы еще не установили цель пыток. Какую информацию пытался получить убийца? Это ведь говорит о том, что Эванс знал своего убийцу.
Он хмурится еще больше:
— Да?
— Да. — Тут я запинаюсь, потому что не могу сказать Грею, чего, по моему мнению, хотел убийца, и как это доказывает личную связь. — Я считаю, что мы должны рассмотреть очень высокую вероятность того, что они знали друг друга.
Его взгляд скользит обратно к бумаге, и я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.
— Я полагаю, что это возможно, — медленно произносит он. —
— Сегодня днем?
— Да. — Грей уже возвращается к своей работе. — Как бы я ни хотел заняться этим делом пораньше, мне нужно подготовить документ, и я опаздываю. Надеюсь, у меня будет время для расследования за чаем. Пожалуйста, предупреди мою сестру на случай, если она захочет присоединиться к нам.
С этим он возвращается к своей работе, тем самым отсылая меня.
Я вытираю пыль в библиотеке, затем пишу записку Айле, умоляя ее дать мне отгул на полдня, чтобы заняться расследованием. Также прошу полчаса ее времени, чтобы я могла получить совет о том, как действовать дальше. Знаю, что я хочу делать. Но не уверена, как это сделать в эту эпоху.
Я прилагаю записку к ее подносу с завтраком, который, как она предпочитает, остается за дверью после стука. Я не успеваю спуститься по лестнице, как слышу:
— Катриона?
Я спешу обратно и нахожу ее в коридоре. Она машет мне рукой, приглашая к себе.
Комната Айлы размером с комнату Грея. Обе достаточно велики, но я не ожидала от этого дома просторной опочивальни. Все помещения этого городского дома довольно четко разделены по назначению. Вы готовите на кухне, едите в столовой, сидите и встречаете гостей в гостиной, занимаетесь и читаете в библиотеке, спите в спальне. И Грей, и Айла выкроили уголок в своих спальнях: у него есть письменный стол для работы, а у нее — шезлонг для чтения. Стол Грея кажется втиснутым, там недостаточно много места для него, как будто Грей упорно настаивает на добавлении еще одной функции к тому, что должно быть простой спальней. Шезлонг Айлы вписывается гораздо лучше. Что у них общего? Обе спальни выглядят так, будто на них обрушился небольшой торнадо.
Я начинаю подбирать брошенный халат, но она отталкивает меня от него и сажает на стул. Затем она продолжает раздеваться. Я изо всех сил стараюсь не смеяться над этим. Викторианцы имеют репутацию ханжей, и в некоторых вещах это вполне заслуженно, но у них нет проблем с демонстрацией гораздо глубокого декольте, чем я бы решилась продемонстрировать в наши дни, и у них, по-видимому, нет проблем с тем, чтобы раздеться перед членом семьи того же пола.
С непростой одеждой и отсутствием молний — это все еще время, когда люди статуса Грея и Айлы могли ожидать, что камердинер или горничная помогут им помыться и одеться. Айла, кажется, не ждет помощи, но она раздевается и одевается так, как если бы привыкла делать это на глазах у других женщин.
Я замечаю, что ее нижнее белье отличается от моего. Вместо многослойных нижних юбок, которые носит Катриона, у Айлы легкая конструкция, похожая на клетку, чтобы добиться той же расклешенной юбки. Вероятно,
Я также замечаю еще кое-что. Ее отброшенные панталоны тоже имеют разрез между ног, но они хотя бы застегиваются на пуговицы. Я с удивление смотрю на это и решаю, что у меня есть новая цель викторианской моды — пуговицы на панталонах.
Она оглядывается через плечо:
— Я полагаю, ты не знаешь, как затягивать корсет? Я полагаю, даже осмелюсь сказать — надеюсь, в ваше время они не используются?
Я встаю.
— Угу. Ну, кроме как для игр.
— Игр?
— Костюмированные игры…эээ…интимного характера.
— Зачем кому-то хотеть…, - она качает головой, — нет не отвечай.
— Эй, это сексуально, — смеюсь я, — и на самом деле они не такие неудобные, как я думала. В некоторых книгах, которые я читала, говорилась, что корсеты едва ли не орудие пыток.
— Это потому, что и близко ты не зашнуровываешься так туго, как это делала Катриона. Раньше мне было интересно, как она двигалась в нем. Хотя я подозреваю, что ее целью было не столько уменьшение талии, сколько увеличение…
— Ее буферной полки? — заканчиваю я, от чего Айла смеется.
— Да, — говорит она, — хотя у меня никогда не было впечатления, что она использовала это, чтобы добиваться парней.
— Не, — говорю я, — для Катрионы это было отвлекающим фактором. Тебе многое может сойти с рук, когда парни пялятся на твою грудь. Я никогда не осознавала, насколько сильно, пока у меня внезапно не появилось это, — я показываю на свое декольте. — Это и дар, и проклятие. Я постараюсь использовать свою новую силу с умом.
Я сильно затягиваю ее корсет.
— Нормально?
— Достаточно хорошо для меня, так как я не ищу себе пару, и у меня нет потребности, или активов, чтобы отвлекать. Она поднимает чехол для корсета и стягивает его через голову.
— Теперь объясни мне эту зацепку, которую вы ищете.
Она так похожа на своего брата, что я невольно улыбаюсь, и перестаю улыбаться, вспомнив его реакцию на мой довод.
— Катриона? — окликает она и после минутного молчания продолжает: — Или я должна называть тебя Мэллори? По крайней мере, когда мы наедине?
— Я помню, что слышала цитату о том, что нет звука слаще, чем звук нашего собственного имени, и, черт возьми, мне странно приятно его слышать. Но из соображений безопасности нам, вероятно, следует придерживаться Катрионы.
— Я вполне способна не оступиться. Значит, Мэллори. Итак, зацепка. Ты не спешишь ею поделиться. Почему?
— Потому что твой брат отверг эту идею.
— Мой брат не знает, что ты детектив.
Это так, но и она также не знает всей истории.
Я подумываю рассказать ей, что привела с собой убийцу. Но если я скажу ей, обязана ли она рассказать об этом своему брату? Не наврежу ли я их отношениям, если поделюсь с ней подробностями расследования, которые она не может рассказать? Это достаточно веская причина, чтобы скрывать от нее эту информацию? Я все еще не уверена. Лучше подожду до тех пор, пока утаивание информации не поставит под угрозу расследование.