Расколотое королевство
Шрифт:
Не беспокоит? Чувак, я лишилась рассудка в прямом смысле слова!
– Готовы принять парочку посетителей? – спрашивает медсестра после того, как доктор ушел.
Она вводит лекарство в пластиковый мешочек, висящий на крючке рядом с моей кроватью.
– Не думаю…
– Она очнулась? – щебечет голос из двери.
– Ваша подруга ждала несколько часов, чтобы увидеться с вами. Мне ее впустить? – спрашивает сестра Сьюзен.
Сначала у меня возникло желание сказать «нет». Я еле жива. Все тело болит, такое ощущение, что ушиблены даже пальцы
Но еще хуже то, что любое общение с моими друзьями и семьей может привести к тому, что мои воспоминания могут оказаться чужими, а не моими собственными. Я утратила часть себя, и лучше бы мне держаться в полной изоляции, иначе моя память никогда не восстановится.
– Да, – я смогу собирать воспоминания по кусочкам. Сравнивать и сопоставлять факты. Когда они будут подтверждаться более чем одним источником, то их можно считать правдой. А с физической болью я справлюсь – меня гложет лишь неопределенность. Я киваю и повторяю: – Да.
– Она очнулась, но поберегите ее.
Я наблюдаю, как к моей кровати приближается блондинка с длинными блестящими волосами. Не узнаю ее. От разочарования мои плечи никнут. Если она ждала несколько часов, значит, должна быть моей близкой подругой. Так почему же я не помню ее? Думай, Хартли, думай!
Док сказал, что я могу помнить не все, но он ведь не имел в виду, что я забыла дорогих мне людей, правда? Такое вообще возможно? Разве те, кого я люблю, не должны быть высечены в моем сердце, врезаны в него так глубоко, что их никогда не забыть?
Я ныряю в темную бездну своего сознания, чтобы попытаться выудить имя. С кем я близка? В голове вспыхивает образ хорошенькой рыжеватой блондинки с веснушками по всему лицу. Кайлин О’Грэйди. После имени возникает целый коллаж картинок: гуляем в парке после школы, шпионим за мальчиком, вместе ночуем в ее комнате футбольной фанатки, идем на уроки музыки. Я удивленно сжимаю кулак. Уроки музыки? Я вижу себя склонившейся над скрипкой. Я играла на скрипке? Придется спросить об этом у Кайлин.
– Давай, иди сюда, пожалуйста, – говорю я, стараясь не обращать внимания на боль, которая появляется при малейшем движении. Плевать, главное – мои воспоминания возвращаются ко мне. Док Джоши ничего не знает. Я широко улыбаюсь и протягиваю руку к Кайлин.
Она игнорирует ее и останавливается в шагах пяти от кровати, словно я заразная. Но достаточно близко, чтобы заметить нулевое сходство с образом, всплывшим в моей памяти. Лицо этой девушки овальное, брови разлетаются резкими черточками, волосы гораздо светлее, и на лице нет ни единой веснушки. Кайлин могла, конечно, перекрасить волосы, но с ее милым конопатым лицом ей никогда не превратиться в эту холодную недружелюбную блондинку с красивой фигурой.
И ее одежда… Кайлин всегда любила носить джинсы и фланелевые рубашки на размер больше. На девушке, которая сейчас стоит передо мной, кремовая юбка длиной до колен с черно-красными полосками и блузка в тон с длинными рукавами с кружевами на манжетах и воротничке. На
Она выглядит так, словно сошла с рекламы на страницах дорогого журнала.
Я хмурюсь и опускаю отвергнутую руку на колени.
– Погоди, ты не Кайлин, – прищурившись, говорю я. Девушка кажется смутно знакомой. – Ты… Фелисити?
Глава 5
– Она самая, – блондинка осторожно приподнимается на цыпочках, чтобы посмотреть на мешочек капельницы. – Хм, морфин. Тебе хотя бы дают приличные наркотики.
Фелисити Уортингтон я знаю в основном благодаря ее репутации – типа как какую-нибудь знаменитость – наверное, поэтому мне удалось вспомнить ее саму, а не то, общались мы с ней или нет. Уортингтоны – видные фигуры в Бэйвью: живут в огромном доме на побережье, ездят на дорогих машинах, а их дети устраивают грандиозные вечеринки, фотографиями с которых пестрят аккаунты в «Инстаграме» и которые вы ни за что не захотите пропустить.
Я даже представить себе не могу обстоятельства, при которых мы с Фелисити могли бы подружиться, что уж говорить о том, почему она сидела в больнице и ждала, чтобы повидаться со мной.
– Поверить не могу, что я первая, кто тебя навестил, – говорит Фелисити, перебрасывая светлые волосы через плечо.
– Я тоже, – что-то в ней вызывает во мне смутную тревогу.
Она выгибает идеальную по форме бровь.
– Слышала, ты частично потеряла память. Это правда?
Мне бы хотелось сказать «нет», но подозреваю, что моя ложь будет тут же раскрыта.
– Да.
Фелисити вытягивает руку и щелкает украшенным кристаллами ногтем по трубке моей капельницы.
– И еще твой доктор сказал, что нам нельзя восполнять твои пробелы в памяти, потому что это может слишком сильно запутать тебя.
– Тоже верно.
– Но ты уже умираешь, как хочешь все узнать, правда? Почему я здесь? Как мы стали подругами? Что с тобой произошло? Эти дыры в твоих воспоминаниях необходимо заполнить, разве не так? – Она обходит кровать, а я наблюдаю за ней, как за крадущейся змеей.
– Почему ты здесь? – Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что мы далеко не подруги. Наверное, это из-за того, как Фелисити смотрит на меня, словно я часть какого-то научного эксперимента или опытный образец, а не человек.
– Моей бабушке сделали операцию на бедре. Она лежит через две палаты от твоей, – Фелисити показывает на дверь.
Звучит логично.
– Ого, надеюсь, она скоро поправится.
– Я передам ей твои пожелания, – отвечает Фелисити и смотрит на меня так, словно ждет еще вопросов.
Я чуть не закусываю язык, чтобы удержаться и не задать их. У меня накопилась целая куча, но мне не нравится, что отвечать будет именно Фелисити.
Она не выдерживает первая.
– Разве ты ничего не хочешь узнать?