Расколотое 'Я'
Шрифт:
Когда переживание из внешнего мира просачивается к внутреннему "я", это "я" не может больше ни переживать, ни давать выражение своим собственным желаниям социально приемлемым образом.
Социальная приемлемость становится чистым трюком, методом. Собственный взгляд на вещи, смысл, который они имеют для человека, его чувства, их выражение теперь, вероятно, становятся по крайней мере странными и эксцентричными, а то и причудливыми и безумными. Такое "я" становится все более и более запечатанным внутри своей собственной системы, тогда как адаптация и в конечном итоге приспособление к изменяющимся переживаниям проводятся ложным "я". Система ложного "я" явно весьма гибка: она работает с новыми людьми и приспосабливается к изменяющейся обстановке. Но "я" не идет нога в ногу с изменениями в реальном мире. Объекты его фантастических взаимоотношений остаются теми же основными фигурами, хотя они подвергаются модификации,
В то время как "я" и его имаго подвергаются описанньм выше модификациям, система ложного "я" испытывает параллельные изменения.
Вспомним изначальное положение, которое схематично можно представить таким образом:
"я" (тело-мир)
Тело есть niveau системы ложного "я", но эта система задумана индивидуумом для овеществления и распространения за пределы чисто телесной деятельности. Она состоит в большой мере из всех тех аспектов "бытия", которые внутреннее "я" отвергло как не выражающие его. Таким образом, как в случае с Джеймсом, тогда как "я" удаляется во все более и более исключительно фантастические взаимоотношения и к "отстраненному", безучастному наблюдению дел ложного "я" и других, система ложного "я", по ощущениям, вторгается все дальше и дальше, все глубже и глубже в бытие индивидуума, пока практически все не воспринимается как принадлежащее этой системе. Джеймс в конечном итоге едва ли мог воспринять какой-либо объект зрением, слухом и, особенно, осязанием , да и делать что-либо без участия своих чувств - значит быть "не самим собой". Мы уже приводили несколько примеров. Их можно умножать до бесконечности, поскольку именно таким образом он переживал свои действия дома, на работе и в кругу друзей. Воздействие такого образа бытия на природу системы ложного "я" можно теперь подытожить следующим образом:
1) система ложного "я" становится все более и более обширной;
2) она становится более автономной;
3) она становится "тревожимой" принудительными поведенческими фрагментами;
4) все принадлежащее ей, становится все более и более мертвым, нереальным, ложным и машинальным.
Отделение "я" от тела и тесная связь между телом и другими предоставляют себя психотическому положению, в котором тело понимается не только как действующее для подчинения другим и их задабривания, но как находящееся в фактическом владении других. Индивидуум попадает в положение, где чувствует не только то, что его восприятие ложно, поскольку он постоянно смотрит на вещи глазами других людей, но и то, что опи надувают его, поскольку смотрят на мир его глазами.
Джеймс почти дошел до этой точки. Он уже почувствовал, что мысли у него в "мозгу", как он это всегда выражал, в действительности не его. Большая часть его интеллектуальной деятельности являлась попыткой овладеть своими мыслями, подвести мысли и чувства под его контроль. Например, жена дает ему на ночь чашку молока. Не задумываясь, он улыбается и говорит: "спасибо". Тотчас хе его охватывает отвращение к самому себе. Его жена действовала просто машинально, и он ответил с точки ;рения той же самой "социальной машинерии". Разве он хотел молока? Разве ему хотелось улыбаться? Разве ему хотелось говорить "спасибо"? Нет. Однако он все это сделал.
* Связь расщеплений в бытии человека с различными модальностями органов чувств остается понятой весьма неадекватно.
Ситуация, с которой сталкивается индивидуум в положении Джеймса, критическая. Он в большой мере стал нереальным и мертвым. Реальность и жизнь больше уже яе могут прямо ощущаться или переживаться, хотя ощущение этой возможности не потеряно. У других есть реальность и жизнь. Реальность и жизнь существуют, вероятно, в Природе (более конкретно, в теле Матери-Природы), или их можно ухватить в определенных типах переживания: их можно вновь обрести благодаря интеллектуальной дисциплине и контролю. Однако "я" наполнено ненавистью в своей зависти к богатой, яркой и изобильной жизни, которая всегда повсюду: всегда -там, никогда - здесь. Такое "я", как мы сказали, пусто и сухо. Можно назвать его оральным "я", поскольку оно пусто и к тому же стремится и боится быть наполненным. Но его ораль-ность такова, что оно никогда не может быть насьпцено никаким количеством пития, поедания, жевания и глотания. Оно ничего не способно включить в себя. Оно остается бездонной бочкой, зияющей утробой, которую никогда не наполнить. Во влажном мире оно не сможет утолить жажду. Чувство вины, которое могло бы возникнуть, если бы можно было проглотить и уничтожить мир (в некотором смысле) как
оно должно скорее уничтожать его, чем принимать. Оно становится вопросом "получения" жизни и реальности некоторым образом, который не приведет в итоге к истреблению "я". Но разрушение реальности и тайное ее приобретение к этому времени являются в основном магическими процедурами. Такие магические способы тайком приобрести реальность включают в себя следующие:
1) прикосновение;
2) копирование, имитирование;
3) магические формы кражи.
Индивидуум может даже получить некоторую степень уверенности, если сможет вызвать у себя непосредственное впечатление реальности у других. (Такие методы иллюстрируются случаем Розы -см. с. 159 и дальше.)
Дополнительная попытка пережить реальные жизненные чувства может быть совершена, если человек подвергнет себя сильной боли или заставит себя испытать ужас. Так, одна шизофреничка, имевшая обыкновение тушить сигареты о тыльную сторону ладони, нажимать что есть сил большими пальцами на глазные яблоки, медленно выдирать волосы и т. п., объяснила, что занимается подобными вещами для того, чтобы пережить что-нибудь реальное. Очень важно понять, что эта женщина не добивалась мазохистского удовлетворения, не была она и анестетичной. Ощущения у нее были не слабее нормы. Она могла чувствовать все, кроме жизни и реальности. Минковский сообщает, что одна его пациентка по сходным причинам подожгла свою одежду. Безучастная шизоидная личность может "искать приключений", добиваться крайне глубокого волнения, ставить себя в крайне рискованные положения, чтобы "напугать себя до жизни", как выразился один пациент. ("О ты, дочь эфира, явись ко мне из отцовских садов, и если не можешь пообещать мне бренного счастья, испугай, О испугай мое сердце еще чем-нибудь"-Фридрих Гельдерлин.) Однако эти попытки ни к чему не могут привести. Как выразил это Джеймс, почти что словами просителя Кафки: "Реальность удаляется от меня. Все, до чего я дотрагиваюсь, все, о чем я думаю, все, с кем я встречаюсь, становятся нереальными, как только я приближаюсь..."
При прогрессирующей потере реального присутствия другого и, следовательно, потере ощущения "меня-и-тебя-вместе", или мыйности, женщины могу"т стать более пугающими и зайти дальше, чем мужчины. Последняя надежда на прорыв к тому, что Бинсвангер называет дуальным образом бытия-в-мире, может быть достигнута через гомосексуальную привязанность, или последняя любовная связь может быть с другим в виде ребенка или животного. Босс [9] описывает роль, которую одна форма гомосексуальной любви играла у мужчины, чьи "я" и мир при его изоляции стали сжаты и сужены:
"Это человеческое существо, в котором даже "череп и сердечная мышца" сжаты, все меньше и меньше способно "дотянуться" до расширяющей и углубляющей экзистенциальной полноты любовного союза мужчины' и женщины. Оно уже не может достичь "небесного блаженства", "страсти и озарения", которые некогда означала для него любовь к кузине. Первый шаг в процессе все возрастающего опустошения его существования состоял в том, что женщина потеряла свою любовную прозрачность, будучи совершенно отличающейся от него. далеким "чужеземным" полюсом существования; потом она оказалась за "чертой оседлости", потом "миражем", затем она представляла собой "неперевариваемую пищу" и в конце концов полностью выпала из рамок его мира. Когда прогрессирующая шизофрения "истощила его мужественность", когда большинство его собственных мужских чувств "исчерпалось", он внезапно и впервые в жизни почувствовал тягу "открыться" определенной форме гомосексуальной любви. Он описывал весьма красочно, как в этой гомосексуальной любви он преуспел в переживании по крайней мере половины полноты существования. Ему не пришлось очень сильно "напрягаться", чтобы достичь такой полуполноты: существовала не очень большая опасность "потерять себя" и "исчерпаться" в беспредельности на такой ограниченной глубине и ширине. Наоборот, гомосексуальная любовь смогла "пополнить" его существование "до целого человека"".
Босс считает, по-моему, правильно, что "...такое наблюдение бросает новый свет на важное утверждение Фрейда о том, что гомосексуальные склонности регулярно встречаются у всех параноиков. Фрейд считал, что такая гомосексуальность является причиной развития мыслей о преследовании. Однако мы не видим в обоих феноменах -в такого рода гомосексуальности и в идеях преследования - ничего, кроме двух параллельных форм выражения одного и того же сжатия и разрушения человеческого существования, а именно две разные попытки вновь обрести утерянные части своей личности".