Расколотое 'Я'
Шрифт:
Неважно, что случится с этим человеком в жизни, неважно, сколько боли он причинит, он всегда может посмотреть назад и почувствовать, что его можно любить. Он может любить самого себя, и его нельзя сломать. Если он не может опереться на это, он может быть сломан.
Ты можешь быть сломан, если ты уже расколот на части. Пока мое младенческое "я" не любили, я была расколота на части. Полюбив меня как младенца, вы сделали меня целой".
И опять-таки:
"Я постоянно просила вас выпороть меня, потому что была уверена, что вам не может нравиться мой зад, но, если бы вы выпороли меня по заднице, вы бы, на худой конец, каким-то образом восприняли ее. Потом я смогла бы принять
Сумасшествие имело определенные последствия, которые не были полностью нежелательными:
"Для меня ужасно трудно прекратить бьггь шизофреничкой. Я знаю, что не хочу быть некоей Смит (ее фамилия), поскольку тогда я не что иное, как внучка старого профессора Смита. Я не могла быть уверена, что могу чувствовать себя так, словно я - ваш ребенок, и я не была уверена в себе. Я была лишь уверена в том, что я - "кататоничка, параноичка и шизофреничка". Я видела, что написано в моей карточке. Это, на худой конец, обладало вещественностью и подтверждало мою индивидуальность и пичностность. (Что привело тебя к перемене?) Когда я стала уверена, что вы позволите мне чувствовать себя вашим ребенком и что с любовью станете обо мне заботиться. Если вы смогли полюбить реальную меня, то я тоже это смогла. Я смогла позволить самой себе просто быть собой, и никакое название не нужно.
Недавно я пришла посмотреть на больницу и какое-то время потерялась в ощущении прошлого. Там я могла бы остаться одна. Мир крутился снаружи, но у меня внутри был целый мир. Никто не мог добраться до него и потревожить. Какое-то время я ощущала колоссальное стремление вернуться. Там было так безопасно и спокойно. Но потом я осознала, что могу иметь любовь и веселье в реальном мире, и начала ненавидеть больницу. Я ненавидела четыре стены и ощущение запертости. Я ненавидела воспоминание о том, что никогда в действительности не была удовлетворена своими фантазиями".
Она стала не способна поддержать собственными силами самодостаточное право быть собой, быть автономной.
Она была не способна поддержать реальную автономию, поскольку могла быть лишь вещью, угождающей родителям.
"Врачи только старались сделать меня "хорошей девочкой" и наладить мои отношения с родителями. Они пытались сделать так, чтобы я подходила своим родителям. Это было безнадежно. Они не видели, что я стремлюсь к новым родителям и новой жизни. Ни один из врачей, похоже, не воспринимал меня серьезно, чтобы увидеть, насколько я больна и какие серьезные изменения мне необходимы в жизни. Никто, похоже, не осознавал, что, если я вернусь в семью, меня засосет и я потеряюсь. Это будет напоминать групповую фотографию большой семьи, снятой издалека. Вы видите, что там есть люди, но не можете быть уверены, кто есть кто. Я бы просто потерялась в группе".
Однако она могла вырваться посредством пустой трансцендентности лишь в некий "мир" фантомов. Даже когда она начала "быть самой собой", она сперва могла осмелиться делать это, лишь полностью отображая реальность врача. Однако она могла это делать, поскольку, хотя его реальность (его желания для нее) по-прежнему была чужой, она не была для нее инородной: она совпадала с ее собственным аутентичным желанием быть собой.
"Я существовала лишь потому, что вы этого хотели, и я могла быть лишь тем, что вы хотели увидеть. Я чувствовала себя реальной лишь благодаря реакциям, которые могла вызывать в вас. Если бы я царапала вас, а вы бы этого не чувствовали, то я бы действительно была мертва.
Я могла быть хорошей, только если вы видели это во мне. Только тогда, когда я смотрела на себя вашими глазами, я могла видеть что-то хорошее. Иначе я видела себя лишь как умирающее
В данной точке у нее нет подлинной автономии. Здесь можно увидеть весьма отчетливо, как у шизофреника чувство вины встает на пути к становлению самим собой. Простой акт достижения автономии и отделенности является для него актом, приписывающим ему нечто, что ему должным образом не принадлежит,- акт Прометеева высокомерия. В самом деле, мы помним, что наказание Прометея заключалось в том, что его внутренности клевал орел ("Мне хотелось вырвать у себя желудок за то, что я так голодна"), тогда как он был прикован к скале. В одной из версий мифа Прометей при этом отчасти теряет свою отдельную индивидуальность и сливается со скалой, к которой прикован. Не предпринимая попытки полного истолкования мифа, кажется, что скала и орел могут рассматриваться как два аспекта матери, к которой он прикован (скала "гранитная грудь отчаяния") и которой он поедается (орел). Пожирающий орел и внутренности, восстанавливающиеся лишь для того, чтобы вновь быть выклеванными, вместе представляют собой кошмарную инверсию нормального цикла питания.
Для шизофреника то, что он вспоминает кого-то, кто ему нравится, равнозначно тому, что он напоминает этого человека: быть похожим на некую личность равнозначно быть таким же, как этот человек, а следовательно, потерять индивидуальность. Поэтому ненавидеть и быть ненавидимым, по ощущениям, угрожает потерей индивидуальности меньше, чем любить и быть любимым.
Мы постулировали, что основополагающий раскол в шизоидной личности представляет собой расщепление, отделяющее "я" от тела:
"я"/(тело-мир)
Подобное разделение рассекает собственное бытие индивидуума надвое таким образом, что ощущения "Я" развоп-лощается, а тело становится центром системы ложного "я".
Полнота переживания разделена по линии раскола внутри бытия индивидуума "я"/тело.
Когда это является первичным расщеплением или когда оно существует наряду с дополнительным вертикальным расколом "я"/тело/мир, тело занимает особенно двусмысленное положение.
Два основных сегмента переживания можно выразить так:
здесь там
В дальнейшем они нормальным образом видоизменяются в:
внутри (Я)
снаружи (не-Я)
Шизоидное расщепление разрушает нормальное ощущение "я", развоплощая ощущение "Я". Таким образом, заронено зерно постоянного схождения, слияния или путаницы на границе между "здесь" и "там", "внутри" и "снаружи", поскольку тело не твердо ощущается как "Я" в противоположность "не-Я".
Только тогда, когда тело может быть таким образом отделено от других, все проблемы, затрагивающие связность/отделенность между отдельными целостными личностями можно начать разрабатывать обычным способом. Такому "Я" не нужно столь отчаянно оставаться закупоренным в своей защитной трансцендентности. Личность может походить на кого-то, не будучи этой другой личностью; чувства можно разделять, не смешивая и не сливая их с чувствами другого. Подобное разделение чувств может начаться лишь благодаря установлению четкого различия между "здесь-Я" и "там-не-Я". На данной стадии для шизофреника крайне важно подвергнуть проверке все тонкости и детали, лежащие на границе между "внутри" и "снаружи", и все, затрагивающее выражение и раскрытие того, что поистине принадлежит реальному "я". Таким путем "я" становится подлинно воплощенным "я".