Расколотые сны

Шелдон Сидни

Любимой темой разговоров Тони была Эшли Паттерсон. Стоило Шейну Миллеру подойти к Эшли, как Тони мгновенно настораживалась.

– Посмотри только на эту фригидную сучонку! – презрительно шипела она. – Подумаешь, снежная королева!

– Она и вправду чересчур серьезна, – соглашалась Алетт. – Не мешало бы кое-кому научить ее смеяться.

– Скорее уж, трахаться, – фыркала Тони. – Бьюсь об заклад, она не знает, каким местом это делается!

***

Раз в неделю Алетт после работы посещала приют для бездомных и

помогала раздавать ужин. Среди несчастных, которым не повезло в жизни, была одна старушка, которая с нетерпением ждала посещений Алетт. Она не поднималась с инвалидной коляски, и девушка помогала ей устроиться за столом и приносила еду.

– Дорогая, – как-то сказала старушка, – будь у меня дочь, я хотела бы, чтобы она была похожа на вас. Алетт судорожно стиснула ее руку.

– Вы слишком добры! Я не заслужила таких похвал, но все равно спасибо.

А скрипучий насмешливый внутренний голос ехидно проскрежетал: “Будь у тебя дочь, наверняка бы оказалась такой же грязной свиньей, как ты”.

Алетт в ужасе закрыла глаза. Откуда такие мерзкие мысли? Словно кто-то сидит в ней, чужой и злобный! И такое случалось постоянно.

Как– то Алетт поехала за покупками с Бетти Харди, прихожанкой той же церкви, что и сама Алетт. Они остановились перед витриной универмага, и Бетти восхищенно вздохнула:

– Какое миленькое платьице! Правда?

– Изумительное, – кивнула Алетт. “В жизни не видела ничего уродливее! Вполне подходит такому чучелу, как ты”.

Снова и снова, опять и опять… Ни друзей, ни поклонников. Всех критиковал, над всеми насмехался недремлющий мерзкий уродец, что жил в душе Алетт.

Однажды она ужинала с Роналдом, церковным сторожем. Тот был явно увлечен девушкой и непрерывно говорил ей комплименты:

– Мне нравится бывать с тобой, Алетт! Давай встречаться почаще!

– Согласна, – смущенно улыбнулась Алетт.

«Ни за что, болван стоеросовый! Гнусный слизняк! Только через мой труп!»

Она тут же опомнилась и испуганно вздрогнула.

Да что это с ней?

Ответа не было. Но самые мелкие обиды, причиненные окружающими, самые глупые недоразумения мгновенно приводили Алетт в бешенство. Как-то неосторожный водитель подрезал ее машину. Девушка заскрипела зубами, испытывая непреодолимое желание прикончить ублюдка, посмевшего так ее оскорбить. Мужчина высунулся, махнул рукой в знак извинения, и Алетт благосклонно улыбнулась, но ярость от этого не улеглась.

Когда черная туча вновь опускалась на Алетт, она изобретала всяческие казни и несчастья для ничего не подозревавших пешеходов. Сцены, которые она мысленно разыгрывала, были ужасающе реальными. Кровь лилась рекой, оторванные конечности, отрубленные головы валялись на тротуарах, крики и стоны раздирали воздух и казались Алетт прекраснейшей музыкой. Но уже через несколько минут она приходила в себя и корчилась от стыда.

В светлые дни Алетт превращалась в совершенно иного человека – искреннего, доброго, сострадательного, всегда готового помочь людям. Но и тогда радость омрачалась сознанием того, что тьма снова придет, накроет ее, и она утонет в ней, а когда-нибудь

обязательно захлебнется.

***

Каждое воскресенье Алетт ходила в церковь, священник которой был широко известен своими образовательными и благотворительными программами. Здесь оказывали помощь бездомным, проводили факультативные занятия по искусству и обучали неграмотных. Алетт вела несколько классов воскресной школы и помогала в детском саду. Она старалась принимать участие во всех благих начинаниях и посвящала им почти все свободное время. Особенно она любила давать детям уроки живописи.

В это воскресенье церковь устраивала благотворительную ярмарку для сбора средств. Алетт принесла на продажу несколько своих работ. Пастор Фрэнк Селваджо с изумлением воззрился на картины.

– Это… Это просто потрясающе! Блестяще! Вам следовало бы выставить их в галерее. Алетт залилась краской:

– Да нет, не стоит. Это просто хобби. На ярмарке было полно народу. Прихожане привели своих друзей и родных, и возле игровых павильонов и лотков с товарами яблоку негде было упасть. Здесь торговали соблазнительными тортами, искусно сшитыми лоскутными покрывалами, домашними джемами в красивых горшочках, резными деревянными игрушками. Люди переходили от лотка к лотку, угощались сладостями и покупали совершенно ненужные им вещи.

– Ничего не поделаешь, все это в пользу бедных, – уговаривала какая-то женщина мужа.

Алетт в который раз оглядела картины, прислоненные к стенке киоска. В основном это были пейзажи в ярких сочных тонах, невольно приковывающие взгляд каждого зрителя. Но девушку переполняли сомнения и дурные предчувствия.

"Ты зря тратишь столько денег на краски, детка”.

– Привет! – окликнул темно-синий, очень приятный мужской голос.

Девушка обернулась. Незнакомый мужчина сосредоточенно рассматривал картины.

– Это вы нарисовали?

«Нет, кретин! Микеланджело спустился с неба и взял в руки кисть!»

– Вы очень талантливы.

– Благодарю вас.

«Что знают о таланте такие, как ты?!»

Рядом остановилась молодая пара.

– Ты только полюбуйся на эти краски! Настоящий вихрь! – восхищалась молодая женщина. – Послушай, я должна во что бы то ни стало заполучить этот пейзаж! Мисс, вы настоящий мастер!

И так продолжалось весь день, пока у Алетт не осталось ни одной картины. Люди, не скупясь, платили деньги и осыпали ее комплиментами. Ей очень хотелось поверить, но каждый раз темный занавес неизменно опускался, отсекая ее от всего мира.

«Господи, неужели они не понимают, что нагло обмануты? О какой красоте идет речь? Они просто издеваются надо мной!»

Среди праздношатающихся оказался владелец художественной галереи. По достоинству оценив работы Алетт, он, как и все остальные, посоветовал выставлять их на продажу.

– Я всего лишь любитель, – возразила Алетт и наотрез отказалась продолжать разговор. К вечеру она собрала выручку, положила в конверт и вручила пастору Селваджо. Сумма оказалась так велика, что Фрэнк удивленно покачал головой.