Расколотый Мир
Шрифт:
Он забрал девочку ночью из постели. И смог бы уйти незамеченным, если бы с гор за домом не наблюдали в телескоп линейные, если бы весь лес не усеяли минами, растяжками и сигнализациями, если бы отряды Линии не поджидали его на мосту.
В итоге путь к мосту ему отрезали, и он двинулся не на юг, где его ждали, а на север, где линейные — жирные, медлительные твари с почерневшими легкими — завязли бы в снегах и отстали, и да, он был бы свободен, не наткнись он на пещеры, которые жители гор называли домом.
— Прогони их! Не дай им меня сцапать! — кричала Роуз, уткнувшись ему в грудь. Тогда у нее еще хватало сил разговаривать.
Он обещал, что убережет ее — и будет беречь всегда...
— Ты не сможешь выполнить это обещание, Кридмур.
—
— Не забывай, кто ты, Кридмур. Ты — непорядочный человек.
Жители гор гнались за Кридмуром несколько суток. Они выли и били, барабанили длинными руками по льду от ярости и ненависти. Ночь сменяла день, день сменял ночь; иногда Роуз спала у него на руках. Он не был уверен, спит она или нет — дрожала она всегда одинаково, а спустя несколько дней перестала разговаривать. Он выбрался из тени камней на просторную ледяную равнину — море льда, блестевшее в лучах холодного белого солнца так ярко, что казалось, он бежит по воздуху. Жители гор шли за ним по пятам. От жуткого холода притупились все чувства, кроме самых чистых и возвышенных — любви, радости, жалости, изумления. Постепенно Кридмур разделся почти догола, чтобы как можно теплее укутать своей одеждой Роуз, и она превратилась в бесформенный комок из кожи, льняной и хлопчатобумажной ткани. Мороз и солнце изуродовали голое тело Кридмура, кожа воспалилась, и он стал таким же диким и странным на вид, как преследовавшие его жители гор. Лишь энергия Мармиона уберегала Кридмура от смерти. Он пересек равнину и двинулся вверх по склону квадратной крутой скалы, похожей на церковную башню. Все выше и выше... Сапог он снимать не стал, и на ногах держался уверенно. И потому сумел перепрыгнуть через расщелину — глубокую, черную и такую широкую, что для прыжка ему потребовалось воззвать ко всей оставшейся у Мармиона силе. Он завис в воздухе над пропастью так надолго, что казалось, падал или парил. Но в итоге оставил разъяренных жителей гор позади — и мог спокойно двигаться дальше по горному миру. Но вскоре, за несколько дней до возвращения в теплый мир внизу, девочка все-таки умерла От холода, голода или ужаса — кто знает? Возможно, виной тому разреженный воздух, почти не пригодный для дыхания, — в отличии от Кридмура, маленькая Роуз не могла не дышать. Просто в какой-то миг он почувствовал, как ее тельце потяжелело, точно камень, опустившийся ему на сердце.
Хотя так оно, конечно, и к лучшему. Ее душа воспарила к горному солнцу, и ему не пришлось тащить ее с собой вниз и передавать Хозяевам. Возможно, перед смертью она страдала, но, по крайней мере, осталась чиста.
От этой ужасной мысли Кридмуру стало не по себе: он вспомнил, кто он на самом деле.
Он разрыхлил снег, чтобы закопать в него тело — похоронить ее голыми руками в промерзлой земле у него не хватало сил, а Хозяин не стал помогать ему. Мармион лишь сказал:
— Ты подвел нас, Кридмур. Девочка была ценной.
Затем он лег в снег рядом с ней и принялся ждать своей смерти. Ждать, когда Мармион устанет от него, перестанет защищать, и холод прикончит его.
— Мы не бросим тебя, Кридмур.
— Отпустите меня.
— Ты не вправе расходовать зря свою жизнь.
Его конечности одеревенели, но обморожения не было. Кожа примерзла ко льду, и лишь когда воля вернулась к нему, он отодрал примерзшую руку, превозмогая дикую боль.
В конце концов его доконала скука. Он мог лежать в снегу и ждать смерти лишь до тех пор, пока скука не перевесила чувство вины. Пока он не почувствовать себя глупо.
— Жалкое зрелище, Кридмур.
— Да уж. Еще бы...
Смерть бедняжки Роуз — лишь еще один факт, с которым он вынужден будет смириться. Выпивка, наркотики или женщины заглушат душевную боль.
Он встал и спустился с гор в одних сапогах:
— Больше меня не зовите.
— Позовем, если захотим. И ты подчинишься.
Они не звали его еще целых шесть лет — до этого чертова задания с Генералом, Кукольным Домиком и бедняжкой Лив, которое
С другой стороны, семь лет назад у Хребта Дьявола он одержал бесспорный успех, и даже когда он был там в последний раз, местные жители все еще пели баллады о его смелости и хитрости, разве что перепутали имя...
Очередной схрон трупов чудовище устроило в канаве между четырьмя острыми валунами. В основном там были кости, рога и немного протухшего красного мяса. Большинство костей принадлежало оленеподобным, но внимание Кридмура привлек относительно свежий труп мужчины, красный мундир которого был окровавлен, разодран, и залатан мехом в десяти местах, но все еще оставался формой офицера Республики Красной Долины.
— Ну-ну. И что же из этого следует?
По-прежнему никакого ответа.
39. ДОЛГ ЛАУРИ
Лаури бродил меж дубов. Где он сам, где враг — одному дьяволу известно. Все, что он видел, — тени и солнце, все, что слышал, — ненавистный и нескончаемый шелест палых листьев под ногами, да в последние полчаса нытье младшего офицера Кольера:
— Сэр. Исполняющий обязанности проводника Лаури! Сэр...
Лаури шел вперед, а Кольер следовал за ним и жаловался. Особенно подчеркивая слова «исполняющий обязанности». Сначала это показалось Лаури оскорбительным, но потом он перестал обращать внимание.
— Сэр. У нас нет цели, сэр... Это все без толку.
Лаури ничем не мог на это ответить, и поэтому просто промолчал. Это была правда. Они заблудились. Они больше не могли идти по следу врага. Провизии на обратный путь не хватит, да и если бы хватило — все равно: обратной дороги они не знали и кружили на одном месте.
— Сэр, — терпеливо сказал Кольер, — мы ходим кругами.
Что ж, это правда. Меж этих дубов невозможно определить, куда именно двигаешься. Солнце видно лишь изредка — оно не садилось, похоже, вот уже несколько суток, и доверять ему нельзя. Два или три «световых ночлега» назад младшего офицера Гауджа осенила идея оставлять зарубки на деревьях, дабы подтвердить то, что они ходят кругами; но зарубки исчезли, а следы их сапог в мягкой грязи — нет. Если это шутка, то очень глупая — каверза ради каверзы. И эти дубы хотят, чтобы Лаури оценил ее. Он знал, что деревья его ненавидят. А потому приказал установить на стволе древнего, замшелого дуба взрывчатку и взорвал эту мерзкую тварь, дав ужа-сающему грохоту и тяжести разнести чертово дерево в щепки и разметать его испуганные листья по земле. В чаще образовалась дыра, которая очень быстро зарастала. Чтобы прокладывать путь, взрывчатки у них недостаточно. У них ничего не достаточно.
— Сэр, младший офицер Гаудж дезертировал.
Лаури остановился и взглянул на бородатое грязное лицо Кольера:
— Да? — Он был весьма удивлен.
— Так точно, сэр. Я не уверен, когда именно. Он взял с собой десятерых солдат — они уже давно отстали, и...
Лаури пожал плечами и зашагал дальше. Гаудж не первый дезертир, не он и последний. Лаури уже не знал точно, сколько людей под его командованием. Около ста пятидесяти. Кроме дезертиров, были и самоубийцы.
— Сэр, я настаиваю на том, чтобы мы повернули назад. За нами идет подкрепление, сэр, мы можем влиться... — сказал Кольер.
— Нет, — отрезал Лаури.
— Но, сэр...
— Мы выполняем долг. Верность врага своим Хозяевам может быть некрепкой, но наша — тверда. Мы устроены по-другому. У нас нет запасных деталей. Нам хотелось бы их иметь, но их нет. Мы продолжим путь.
— Сэр...
— Мы продолжим путь.
Лаури не был суеверен и не отличался богатым воображением, но среди неподвластных времени дубов было трудно удержаться от мыслей о собственной смерти — он представлял, как падает наземь среди гонимой ветром листвы, умирающий от голода и лихорадки; представлял, как вывихнул или подвернул ногу, споткнувшись о корень, из-за чего его пришлось пристрелить; или, например... Объединяло все эти фантазии то, что смерть его была бессмысленной, и все быстро о нем забывали. Поэтому сейчас для него было крайне важно выполнить свой долг.