Раскопай эту чертову могилу
Шрифт:
Эвелин и ее брат, Дэнни Спринг, жили порознь, каждый в собственной квартире, однако два-три раза в неделю он звонил или забегал повидаться с сестрой. Так было и в субботу, тринадцатого мая. Дэнни твердо намеревался навестить ее на следующий день, но не появился и даже не позвонил. С тех пор Эвелин его не видела и ничего о нем не слышала.
— А может, вы перепутали день? — спросил я.
— Ни в коем случае. Ведь в воскресенье — мой день рождения. Дэнни пообещал принести подарок, поэтому я была уверена, что он придет. — Мисс Спринг помолчала. — Если сможет, конечно. Неделю назад я заявила в полицию о его исчезновении, но, похоже,
А вот это уже плохой признак. Полиция Лос-Анджелеса умеет работать, и если они ничего не нарыли на Дэнни Спринга, то, значит, дела обстоят неважнецки. Я позвонил в управление полиции, в отдел по расследованию убийств; уже многие годы я сотрудничаю с полицией Лос-Анджелеса, и нас связывают самые дружеские отношения. Более того, Фил Сэмсон, начальник отдела по расследованию убийств, — мой закадычный друг.
Через несколько секунд я уже разговаривал с Эмерсоном из бюро розыска пропавших. Убедившись после заявления Эвелин, что Спринг не арестован и не попал в больницу, они проверили его квартиру, никого не обнаружили в ней, вещи находились на своих местах. Все выглядело так, будто парень ненадолго ушел из дома и вот-вот вернется. И нигде, включая морг, никаких следов Спринга — ни живого, ни мертвого.
Повесив трубку, я повернулся к Эвелин:
— Действительно, у них, к сожалению, никаких сведений.
Она сидела неподвижно и смотрела на меня своими прекрасными, нежно-зелеными глазами. Ее глаза напомнили мне о летней морской волне, белой пене прибоя, о прохладе и покое, о вечном и неизменном. Ее светлые, вьющиеся непослушными кудряшками волосы были коротко острижены, загорелое лицо дышало здоровьем, серый жакет, резко сужаясь в талии, плотно облегал грудь.
Мисс Спринг вздохнула. Ей, конечно, известно, что полиция делает все возможное, но она надеялась, что у меня получится лучше и быстрее. Она принесла с собой двести пятьдесят долларов, и я принял от нее сотню в качестве аванса. Потом она достала из сумочки глянцевую фотографию размером четыре на пять дюймов.
— Это Дэнни, — сказала мисс Спринг. — Снимался несколько месяцев назад. Ему двадцать девять.
На фото он выглядел старше. Темные глаза, вьющиеся черные волосы — должно быть, жесткие и непослушные, — и бесшабашная ухмылка. Довольно симпатичный, но застывшие черты лица несколько тяжеловаты и, похоже, не по возрасту начали расплываться. Эвелин сообщила, что ей не нравилась компания брата и последнее время она все больше за него беспокоилась. А за нынешний год он вообще сильно изменился — в еще худшую сторону.
— Что касается его компании... Вы не могли бы назвать кое-кого по именам? Была ли у него постоянная подружка?
— Я не знаю, кто его друзья — истинная правда. Просто видела его вместе с ними. Большинство из них похожи на оборванцев, бродяг — словом, битников. Но я никогда не слышала, чтобы он обращался к кому-нибудь по имени — за исключением Фрэнка. По-моему, это самый близкий друг Дэнни.
— Какой Фрэнк?
Эвелин покачала головой.
— Просто Фрэнк. Дэнни называл его только так. — Она описала мне этого парня, добавила несколько слов о своем брате, хотела еще что-то сказать, но запнулась. И вдруг словно плотину прорвало: — Мне кажется, Дэнни употреблял наркотики.
— Наркотики? Какие? Сильнодействующие? Героин? Может, морфин?
— Какой-то из них.
— А вы сообщили полиции?
— Нет. Но, думаю, они и сами это выяснили. Без моей помощи.
— А почему вы решили, что брат наркоман?
— Признаюсь, я раньше как-то ничего не замечала. Но он бывал временами таким... ну... раздражительным, что ли. Затем снова вел себя как ни в чем не бывало. Когда я заходила к нему домой, мне казалось, что он в порядке. Иногда, правда, начинал вдруг зевать и чихать, глаза становились какими-то пустыми, мутными. Я довольно долго ничего не подозревала. Наконец пошла в библиотеку, полистала книжки и узнала, что означают подобные симптомы. Это ломка — так это называется.
Ломка... Медицинский термин для обозначения сущего ада. Она может наступить в любой момент после последнего укола — все зависит от того, насколько сильна тяга к наркотику и к какой дозе привык наркоман. Сначала ничего страшного. Зевота, чихание, нервозность, сонливость. Потом что-то происходит с глазами — они становятся мутными, водянистыми. Особой боли пока нет. Она приходит дня через два-три. И все летит к черту, наступают адские мучения: выламывающий суставы жестокий озноб, перед глазами дикое мельтешение и вспышки света, тошнота, понос, судороги, сводящие ноги, а затем и все тело. Наркомана крутит, выворачивает наизнанку, давит, его бьет лихорадка, прошибает холодный липкий пот и... боль, боль, одна сплошная боль... Нестерпимая, заставляющая кричать... И — безысходность, затравленность, страх... Именно в таком состоянии бедняга готов на все ради дозы наркотика. На кражу, ограбление, торговлю собой, убийство... на что угодно.
Иногда, если не удается добыть дозу, он падает и катается по полу. После нескольких таких приступов может наступить конец. Такие дела...
— Тогда все представляется несколько в ином свете, детка, — задумчиво произнес я.
Глаза Эвелин расширились, она быстро заморгала. Я не понял ее смущения, потом до меня дошло, что это ее реакция на «детку».
— Не обижайтесь на «детку». — Я подсластил извинение улыбкой. — Будем считать это тлетворным влиянием Голливуда.
— Вы меня так удивили! Серьезный разговор, и вдруг... Я просто оторопела.
— Знаете, я называю так практически всех своих знакомых. Кроме мужчин, разумеется, — даже Голливуд не способен развратить меня до подобной степени. Но впредь обязуюсь звать вас не иначе, как мисс Спринг...
— Ой нет, что вы... — Она вдруг хлопнула ладошками, непроизвольно зажала их между коленей и от души рассмеялась. Она выглядела настолько трогательной, похожей на шаловливого ребенка, что мне захотелось взять ее на руки, побаюкать, усадить к себе на колени...
Несколько секунд спустя Эвелин, опомнившись, вернулась из детства и глубоко вздохнула. Но мне по-прежнему хотелось ее побаюкать и усадить на колени.
Тряхнув головой, дабы избавиться от наваждения, я сказал:
— Ну хорошо, мисс Спринг, детка... вот черт, извините, мисс Спринг, это многое меняет. Не расскажете ли мне все, что знаете о Дэнни? И о тех переменах в нем, которые особо бросились вам в глаза.
Как она теперь предполагает, все началось около года назад. Шесть или семь месяцев подряд Дэнни занимал у нее деньги, никогда не объясняя, для чего. Набралась почти тысяча долларов. А потом, где-то месяца четыре назад, он перестал брать в долг — похоже, у него появился собственный источник дохода. Заработок? Нет, Дэнни никогда не работал; по крайней мере, Эвелин такого за ним не знала.