Раскрыть ладони

Иванова Вероника Евгеньевна

Улыбка у него вовсе не стариковская, а озорная, как у мальчишки, ворующего сливы в чужом саду и успевающего увернуться от цепкой хватки сурового сторожа.

Третий путь, значит? Просто постоять и посмотреть, что получится? Да, хороший выбор. Я бы сам так хотел, но не получается. Даже прямо сейчас не могу остаться в стороне и дождаться завершения истории. Хотя бы потому, что каждая минута промедления добавляет еще один камешек на ту чашу весов, где громоздится опасность.

Господин старший распорядитель если и не узнал еще о неудаче, постигшей наемного убийцу, то с минуты на минуту узнает, потому что

готов поспорить, Трэммин проверяет состояние оттиска на своей копии виграммы каждый час. Что он предпримет, когда обнаружит, что воск рассыпался пылью? Повторит попытку? Возможно. А возможно, наоборот затаится, чтобы продумать новое покушение. В любом случае, я рискую, причем серьезно: или быть готовым отбиваться от врагов, или мучиться от ожидания неизвестности. Но хуже всего, если дядюшка потребует провести расследование и докажет, что я пользовался магией без должного разрешения. Кто угодно мог счесть мой успех случайностью, но только не господин старший распорядитель! Нет, сейчас он совершенно уверен, что не довел месть до конца и станет прилагать вдвое больше усилий, нежели раньше. Потому что боится.

— Если ваш выбор не противоречит моему желанию, зачем спорить?

— Действительно… — Райт вдруг сложил брови удивительно растроганным домиком. — Золотые слова! И какие правильные… Да, ты изменился, парень. И в очень хорошую сторону.

А я считаю иначе. Только спорить, и правда, не собираюсь. Дворовые шавки могут громко и заливисто лаять, но все равно не собьют панцирную пехоту с шага, ведь так?

— Где он?

Вместо ответа хозяин Виноградного дома вытянул руку, указывая на дверь, судя по всему, ведущую к кладовым и прочим комнатам, куда сами хозяева обычно не заглядывают вовсе, оставляя все на откуп слугам.

Так, провожать меня снова никто не собирается? Ну и ладно, надеюсь, не заблужусь. Коридор освещен скудно, но достаточно, чтобы видеть, куда ставишь ногу, и различать, какие двери закрыты на засовы давным-давно, а какие совсем недавно распахивались… Вернее, какая.

Хм, а она и не заперта. Наивная беспечность? Нет, уверенность, подкрепленная толстыми железными гвоздями: при всем желании, бессмысленно даже думать о побеге, когда твое тело почти в дюжине мест прибито к деревянному лежаку. Жестокий старичок, однако, ой и жестокий! Мог бы обойтись цепями или сразу прикончить, а не заниматься пытками.

Под головой Тени, да и в других местах доски потемнели от влаги и стали скользкими. Уже не могут впитывать пот? Дерево, и то устало, а человек еще держится. Почти четыре дня борьбы за жизнь. Но ради чего? Есть причина, заставляющая убийцу лежать совершенно неподвижно, чтобы гвозди не разорвали больше сосудов, чем уже успели? Видимо, есть. И сейчас я узнаю, в чем она заключается.

— Не устал еще?

Нарочно стараюсь не пускать в голос все чувства, но все равно получаются не слова, а злобное карканье. Правда, оно достигает цели не хуже, чем что-либо другое: веки Тени вздрагивают и начинают раздвигаться, а когда из серых глаз слегка уходит муть боли, движение добирается и до пересохших губ.

— Пришел…

Ни вопроса, ни сожаления. Радость? Тоже нет. Может быть, немного удивления и, кажется, удовлетворение, словно я сделал что-то ожидаемое и желаемое. Что-то, к чему меня принудили и строго следили, чтобы не сбился

с пути ни на шаг. Наемному убийце тоже нравится играть в куклы? Но почему для игр нужно было выбирать именно меня? Да и если судить строго, сейчас на ярмарочного болванчика больше похож тот, кто лежит, не решаясь расслабить ни одну мышцу.

— Да, пришел. Не мог не прийти, потому что не люблю оставлять вопросы без ответов.

Убийца смотрит, не мигая. Чтобы видеть мое лицо, ему приходится здорово скашивать глаза, и можно было бы помочь, придвинуться ближе, наклониться, но… Тогда боль, горечью перекатывающаяся в горле, совсем осмелеет, вырвется из подчинения, хлынет наружу и утопит меня в своем потоке.

— Вопросы?

Вот у кого ни голос не дрожит, ни все остальное! Завидую. Самой черной завистью на свете.

— Всего один.

— Хочешь спросить?

— И спрошу, потому что ты не сможешь меня не услышать.

Он все-таки не выдержал и моргнул:

— Спрашивай.

И где же все слова, которые я так тщательно подманивал, собирал и пестовал? Разбежались, разлетелись, расползлись, а в напрасных поисках шарить по полу что-то не хочется. Значит, придется спросить прямо и грубо:

— Какого рожна?!

Молчит, удивленно расширяя глаза. Не понимает? Или притворяется? Он у меня сейчас доиграется!

— Зачем ты все это сделал?

Тихий шелест губ:

— Неважно…

— Нет, важно! Мне! О себе можешь думать все, что угодно, но не смей уходить от моего ответа! Я же не прошу невозможного, только ответь: зачем?!

Веки смеживаются, но не потому, что Тень хочет подремать. Просто иным способом взгляд ей не спрятать.

— Не спрашивай…

— Буду! Сколько раз нужно повторить? Десять? Сто? Тысячу? Я не оставлю тебя в покое, пока не получу ответ. Слышишь? Не оставлю!

— А потом?

В его голосе слышны нотки, до сумасшествия напоминающие надежду, и это еще больше распаляет мою злость. Значит, что-то должно быть и «потом»?! Значит, он все продумал наперед и наверняка, а я сейчас всего лишь фигурка на игральной доске, которую переставляют с места на место хладнокровные и равнодушные игроки?

— А потом не будет ничего! По крайней мере, с моим участием. Доволен? Этого добивался?

— Не совсем…

— Ты будешь отвечать?

Веки вздрагивают, но остаются на месте:

— Да. Задавай вопрос, но только один. На большее у меня не хватит сил…

Ах так? Не хватит? Четыре дня топтался на Пороге, а теперь устал и трусливо решил сделать последний шаг?

— Зачем?

— Что именно?

Нужно начать с самого начала? Вспомнить нашу первую встречу и протянувшуюся от нее странную и запутанную цепочку последующих? Наверное, так было бы правильнее и разумнее. Но когда я прислушивался к голосу разума?

У меня есть только один шанс, да? Право только на один вопрос? Хорошо. Спрошу. Но не о по-настоящему важной вещи, а о том, что заставляет меня беситься. Хотя, может быть, именно эта причина единственно важна?

— Зачем ты выгородил меня перед здешним хозяином?

По лицу Тени прошла болезненная судорога, глаза снова открылись и взглянули на меня с невыразимым отчаянием.

— Не спрашивай…

— Это все, что мне нужно знать!

— Извини…

— За что? За дурость, которую ты совершил?