Расмус-бродяга (с иллюстрациями)
Шрифт:
Глупый грабитель подумал, что «чёртов котёнок» кидает вниз деревяшки. Ах, как здорово, что он этому поверил.
Расмус не смел покинуть своё убежище, но изо всех сил навострил уши, чтобы разобрать, о чём там говорят внизу. Фру Хедберг больше не плакала, она не издала больше ни звука. Но вот послышался испуганный голос Анны-Стины:
– Силы небесные! Никак старуха в обмороке! Слушайте, вы, ей худо. Что мне делать, Хильдинг?
– Это уж твоя забота.
Это ответил
Хороша Анна-Стина! Прав был Оскар, сказав, что она дрянь-девка! Она, стало быть, заодно с грабителями.
– Слышишь, Хильдинг, я позвоню доктору! – воскликнула испуганная Анна-Стина.
– Вот этого ты не сделаешь, – ответил безжалостный голос. – Между прочим, я перерезал телефонный провод.
– Так ведь она может умереть!
– Успокойся! До вечера ты не позовёшь ни доктора, ни ленсмана.
– А как тогда я объясню…
– Скажешь, что старухе было так плохо, что ты не посмела оставить её одну.
– Я боюсь… Не хочу ввязываться в это дело…
«Ах ты, скотина! – подумал Расмус. – Самое время сейчас говорить это! Какие злые люди есть на свете!»
У Расмуса было маленькое доброе сердце, и сейчас оно болело за фру Хедберг.
О, будь он сильным, самым сильным на свете, он схватил бы этих ворюг за шкирку, а не лежал бы здесь как какая-нибудь вошь!
Видно, ворюги заторопились. Они что-то пробормотали, потом попрощались. Расмус услышал, как хлопнула входная дверь. Анна-Стина осталась одна, и он услышал её противный голос:
– Милая госпожа, очнитесь! Очнитесь, милая госпожа!
Спустя несколько минут бледный и взволнованный Расмус спустился тем же путём вниз к Оскару.
– Наконец-то! – вздохнул Оскар. – Наконец-то…
Расмус прервал его:
– Ты видел их? Видел грабителей?
Оскар покачал головой.
– После того как ты исчез, я не видал ни одной хари. Ну и попотел же я!
– Так ты и их не видел! – разочарованно сказал Расмус.
Надо было Оскару спрятаться за углом и выглядывать оттуда. Тогда он, быть может, увидал бы этих грабителей без маски.
– Надо тебе было караулить их, – упрекнул Оскара Расмус. – А что ты делал здесь всё это время?
– Говорю же тебе, потел! – воскликнул Оскар.
Глава восьмая
– И что нам теперь делать? – спросил Расмус, рассказав Оскару про все свои приключения.
Оскар тряхнул головой и задумался.
– «Хорошо началась неделя! – сказал тот, кого должны были повесить в понедельник». Я просто ума не приложу, как нам быть.
До чего же
Расмус лёг на спину в нагретую солнцем песчаную ямку и уставился на белые облака и медленно раскачивающиеся над его головой верхушки сосен. Он подумал о несчастной фру Хедберг, и по спине у него побежали мурашки. Может, она сейчас умирает, а с ней нет никого, кроме негодной служанки. А эти «двое в масках» смылись неизвестно куда, утащив её ожерелье.
– Давай пойдём к ленсману, – предложил он.
Оскар скорчил гримасу.
– Тогда он уж точно засадит меня в кутузку. Он решит, что я замешан в краже и на заводе в Сандё, и в доме тётушки Хедберг.
– Ну а если ты скажешь, что ни в чём не виноват?
– Ах-ах-ах! Ты думаешь, стоит мне сказать, что я невиновен, как он раскланяется со мной и позволит уйти? Как бы не так! Ты не знаешь, каково быть бродягой. Нет, к ленсману я не пойду. – Он почесал в затылке. – Но можно написать ему. Ты хорошо умеешь писать?
– По крайней мере, не так уж плохо, – ответил Расмус.
– Тогда накалякай несколько строчек. Я писать не мастер.
Оскар выудил из кармана жилета огрызок карандаша, вырвал из записной книжки, в которой у него были записаны песни, листок бумаги. Бумажка была неважнецкая – можно было подумать, что она побывала под дождём. Но писать на ней всё-таки было можно. И Расмус под диктовку Оскара написал:
Они встали с тёплого песка и отправились назад в городишко. Расмус снова прокрался за кустами бирючины к открытому окну конторы ленсмана и бросил камешек, завёрнутый в записку. Камешек стукнулся об пол, а Расмус побежал назад, к Оскару, ожидавшему его за углом.
Они сделали всё, что могли, для фру Хедберг, теперь нужно было подумать о себе самих.
– А через какое время человек умирает от голода? – спросил он.
Ему казалось, что дело идёт к тому. Близился вечер, а они за весь этот несчастный день съели утром лишь по бутерброду и по конфетке.
– Придётся затянуть «Невесту льва», если хотим раздобыть еду, – сказал Оскар. – Не то чтобы я чувствовал себя певчей птичкой, но ничего не поделаешь, приходится петь.
И «Невеста льва» в самом деле была незаменима, когда наступало время раздобыть денег на еду. Несколько часов они ходили по дворам, пели и играли. Расмус даже позабыл про злых людей и про свой голод, глядя с восторгом на пяти– и двухэровые монетки, сыпавшиеся дождём в его шапку. Людям очень нравились песни Оскара. Они охотно платили монетку-другую за удовольствие послушать о том, как лев разрывал женщин на части, про коварного изменника Альфреда, про несчастных, застреленных из револьвера и плавающих в крови. «Случаются печальные истории», – пел Оскар. Но чем печальнее были истории, тем довольнее, по-видимому, были люди.