Расмус, Понтус и Растяпа
Шрифт:
Расмус глянул на него с укоризной – как можно петь такое, когда Растяпа пропал? Но папа ничего не понимал. Он перевёл взгляд с Расмуса на Приккен и обратно:
– Да что ж это такое, у нас что, опять годовое заседание Общества унывателей? Что это значит, в конце концов?
Он ободряюще ткнул Расмуса в бок:
– Ты из-за Растяпы? Перестань! Полиция Вестанвика всегда начеку. Можно считать, что Растяпа уже нашёлся!
Как раз в этот момент зазвонил телефон. Подошла мама.
– Патрик, – крикнула она, – тебя спрашивает
«Могу поклясться, я знаю, что он скажет», – подумал Расмус.
– Доброе утро, старшина, – завопил папа в трубку. – Как спалось? Что?..
Папа замолчал. Расмус с нетерпением ждал продолжения.
– У фон Ренкенов, – воскликнул папа, тут уж и Приккен округлила глаза и навострила уши. – В жизни такого не слыхал! Да, да, пулей лечу!
И он действительно пулей влетел в кухню.
– Барона ограбили, унесли подчистую всё серебро… Чёрт-те что!
Папа отхлебнул почти кипящего кофе и вскрикнул от боли:
– Гром и молния, какой там кофе, мне пора в участок! – И бросился к двери.
Он нахлобучил форменную фуражку, на мгновение притормозил, встал по стойке «смирно» и отдал честь:
– Боже, храни короля… К обеду не ждите!
Папа исчез, а мама, не успевшая вставить и слова, встала со стула и изумлённо посмотрела ему вслед.
– Боже, храни короля… от Патрика Персона! – сказала она и покачала головой.
Мама налила себе кофе и села рядом с Приккен.
– Бедный барон, подумать только, всё серебро! А говорят, у него в коллекции был такой чудесный кофейник. Верно, и его тоже украли.
– И слава богу, – буркнула Приккен.
– Что это ты такое говоришь? – удивилась мама. – Слава богу, что воры…
Но Приккен прервала её:
– Мамочка, у меня аллергия на кофейники, ты ведь знаешь… Стоит про них заговорить, как я сразу же вся чешусь.
Мама недоумённо глянула на неё, но ничего не сказала.
«У меня тоже аллергия на кофейники, – подумал Расмус. – А ещё на воров, ярмарку, аттракционы и толстую Берту».
И отправился в школу.
– Не одолжить ли братцу Понтусу пару спичек, веки подпереть? – поинтересовался на уроке арифметики господин Фрёберг. – Что, братец Понтус плохо спал нынче ночью?
– Плохо, – честно признался Понтус.
Расмус стоял у доски и сражался с примером на умножение. Ему тоже не помешала бы пара спичек. Весь день хотелось то спать, то плакать, а это был последний урок, на нём и обычно-то трудно усидеть, а уж если ты накануне всю ночь гонялся за ворами… Всё, что говорил учитель, сливалось в неразборчивый гул.
Господин Фрёберг оценивающе посмотрел на каракули на доске и недовольно покачал головой:
– Странные дела. К концу
Расмус, конечно, об этом знал, и в обычное время оценка по математике его бы очень волновала, – но сейчас ему было всё равно. Он думал только о Растяпе и не мог дождаться конца уроков, чтобы бежать с Понтусом к Эрнсту.
– Я у него кое-что спрошу, – сообщил он Понтусу, когда они подходили к вагончику в сиреневых кустах, назначенному Эрнстом в качестве места встречи.
Но Эрнста не было. Вместо него на ступеньках вагончика сидел Альфредо в старом неряшливом купальном халате поверх сценического костюма, с бутылкой пива в руках. Ребята остановились в нескольких шагах и сердито взглянули на него. Всё пережитое накануне ночью снова нахлынуло на них. Расмус слишком хорошо помнил, как эти лапищи, держащие бутылку пива, хватали его за локти.
Зато Альфредо был в отличном настроении.
– Почему мы быть такой кислый? – удивился он. – Маленький мальчик должны быть весёлый, так всегда говорить моя бедная мамочка. Ай, как мне от неё попадать, если я не быть весёлый!
Расмус бросил на него сердитый взгляд:
– На моём месте дяденька шпагоглотатель вряд ли стал бы веселиться!
Альфредо с довольным видом расхохотался:
– Ай, племяннички! Можно говорить мне «ты», раз уж мы иметь общее дело. – Альфредо, хитро подмигивая, наклонился к ребятам. – Кто же называть старый ворюга «дяденька»? Меня зовут Альфредо.
– Не очень-то хочется быть на «ты» со старым ворюгой, – живо заметил Понтус.
Альфредо прижал палец к губам, но потом снова захохотал:
– А фас как зовут, тфа маленький негодяй?
– Расмус, – ответил Расмус.
– Понтус, – сказал Понтус.
У Альфредо аж живот затрясся от смеха:
– Расмус и Понтус, не очень-то умно звучать! Но Расмус и Понтус быть хороший мальчики, – заискивающе продолжал он. – Не какой-нибудь глупый гадкий болтуны, которые получать только мёртвый собака, совсем мёртвый, ах!
Глаза Расмуса наполнились грустью и страданием:
– Альфредо, поклянись, что Растяпа жив.
Альфредо поднёс бутылку ко рту, допил пиво и рыгнул:
– Еще бы не жив! Этот зверь быть так жив, что я прямо не знать, что с ним делать!
Он снова рыгнул и забросил бутылку в кусты сирени. Расмус едва за ней не бросился – он же был настоящим охотником за пустыми бутылками, – но вовремя удержался. Не надо ему ни эре от воров, которые украли его собаку! Расмус подошёл к Альфредо поближе и заглянул ему в глаза: