Расписание свиданий
Шрифт:
— Как хочешь, — не стала спорить Фулата. — Я просто мнение свое сказала. Ну, мы с тобой еще пообщаемся, когда ты придешь в себя. Сейчас же ты… не такая, как всегда.
— Прежней я уже не стану.
Фулата отвела взгляд и наигранно бодро хлопнула в ладоши:
— Жизнь продолжается, на месте не стоит. Как и этот поезд. Тебе уже пора выходить.
Я кивнула, поднялась с полки, собираясь уходить. Тут как раз в купе вошли темнокожие девушки — сокурсницы Фулаты, которые вместе с ней занимались плетением косичек. С ними я тоже попрощалась до следующего лета
Через три минуты я стояла на перроне и смотрела на Фулату в окно отъезжающего поезда.
Железнодорожный вокзал — это совершенно особенное место. Здесь люди плачут при расставании, улыбаются и обнимаются при встрече; стоя на перроне и глядя в окно, разговаривают по телефону с теми, кто уже сидит в вагоне и ждет отправления; идут за поездом, когда тот трогается… В поездах едут люди с разными судьбами, мыслями, проблемами. Когда состав прибудет к месту назначения, пассажиры расстанутся и скорее всего больше ни разу в жизни не увидятся.
Казалось, один из вагонов этого поезда занят не людьми, а моей прежней жизнью, которая вместе с составом уходит куда‑то вдаль.
Я поежилась словно от холода, хотя на улице была жара, развернулась и пошла домой.
Вечером ноги сами понесли меня на наш пляж. Точнее, на мой пляж. Теперь он снова мой, потому что я одна.
Несмотря на то что в душе была пустота, я сумела восхититься погодой. Вечер был необыкновенный — теплый, звездный, на черном‑черном небе ни облачка, были очень четко видны созвездия. Низко в небе висела огромная желтая луна с темными впадинами — лунными морями.
Я пришла на пляж и полезла в карман за зажигалкой, чтобы развести костер, и вдруг обнаружила, что надела шорты, в кармане которых лежала фотография. Фотография Марата. В прошлом месяце ее сделал Артем по моей просьбе. Тогда наши отношения с Маратом только зарождались. Как сейчас помню — разыгрался шторм, а Марат сидел у кромки воды, и от него было невозможно отвести взгляд. Он — красивый смуглый парень на фоне хмурой тучи, из‑за которой льются на море солнечные лучи. На его ноги набегает пенистая вода, ветер развевает волосы… Я увидела эту картину и попросила Артема сфотографировать катамаранщика. Артем как раз в то время постоянно носил с собой цифровой фотоаппарат — он фотографировал Аню — официантку в пляжном кафе «Каракатица». Теперь же он с Катей. Интересно, Артем все еще берет с собой фотоаппарат на работу или уже нет? А кого взяли спасателем вместо меня? Тоже интересно.
Я щелкнула зажигалкой и осветила огнем фотографию. Надо же, какой реалистичной она вышла. Так и кажется, что сейчас подует из нее соленый штормовой ветер, на лицо упадут капельки пены, золотистые лучи из‑за тучи осветят мой пляж… И из фотографии выйдет Марат.
Я усмехнулась. Ага, размечталась. Выйдет он… Как бы не так.
Вздохнув о прошлом, я положила фотографию на песок и осмотрелась. Пляж. Почти на каждый сантиметр его площади наступал Марат. Наверное, песок все еще хранит тепло его ног… Эти пальмы помнят обо всем, что здесь было. Родник
Но, как известно, что было — то прошло. Нужно каким‑то образом жить дальше. Смотреть вперед. И надеяться на лучшее.
Я взяла хворост, лежащий под пальмой, сложила его для костра и поднесла зажигалку. Сухие ветки разгорелись быстро, легко, они уютно затрещали, вспыхнули и светом озарили весь мой небольшой пляж.
Я уселась рядом с костерком, поджала под себя ноги, положила на колени подбородок и устремила взгляд в сторону моря.
Никогда не думала, что в этом оазисе буду чувствовать себя одиноко.
Я плохо пою. И никогда не делаю это при людях, потому что знаю, что фальшивлю, мои способности к пению далеки от совершенства, но сейчас на меня что‑то нашло, и я захотела спеть песню про костер, которую Марат пел мне на нашем первом свидании. Я привела его сюда на пляж, мы развели костер и сидели около него точно так же, как я сейчас. Только вдвоем. Рядом. Якобы ненароком при каждом удобном случае касаясь друг друга.
Я прокашлялась, на всякий случай осмотрелась и тихо запела:
— Горит костер, как страсть моя… В ночной тиши я жду тебя… Я узнаю твои шаги, Марат мой милый, ко мне приди…
Я осеклась. Вообще в оригинале этой песни вместо слова «Марат» поется «цыган», но я спела «Марат»… Видимо, у меня на почве одиночества произошли в мозгах какие‑то конкретные изменения.
Я перешла к припеву:
— Хочу любить, хочу страдать… Хочу любить, хочу гулять… Мне все равно — что ты, что я, пропасть с тобой судьба моя…
И вдруг метрах в десяти от себя я услышала:
— Ты подойди ко мне поближе, да приласкай меня скорей! И зажжется кровь Марата ярче тысячи огней!
Меня словно хлыстом по спине ударили. Я вскочила на ноги. Около скалы, которая скрывает мой пляж от посторонних глаз, стоял Марат. В руках он держал гитару.
«У меня галлюцинации», — подумала я.
— А ты неплохо поешь, — пряча глаза, неуверенно улыбнулся Марат.
— Не обманывай. Я отвратительно пою, — возразила я.
До сих пор удивляюсь, как у меня получилось ему ответить, ведь от одного только его вида меня будто парализовало.
— Я серьезно, — покачал головой катамаранщик. — Нужно, правда, научиться дыханием владеть, а в общем и целом все довольно неплохо…
После этой фразы между нами воцарилось молчание.
Я не могла определить, правда я его вижу рядом с собой или это сон, но неистово колотящееся сердце в груди ощущала очень четко.
Марат выглядел как мираж — красивый, с гитарой, в коротких шортах, боксерской майке, которая очень выгодно подчеркивала его развитые плечи и бицепсы. Волосы катамаранщика были уложены гелем с мокрым эффектом. А может, они были просто мокрыми.