Расписное небо
Шрифт:
– Сумудин, ты же прекрасно понимаешь, что это могло бы помочь. Я согласна. Мне точно не повредит.
– Нет. И если ты не прекратишь давить на мня, я вызову Нарина. Или просто вколю тебе успокоительное и уложу в сон часов на пятнадцать.
– Ольса, ну хоть ты скажи, – Селена неожиданно переключилась на меня, не добившись нужного от валора.
– Пока не могу. О чем речь?
– Я о том, что присутствие ребенка в моем теле меняет физиологию. Я чувствую себя лучше, сильнее. Предлагаю Сумудину взять на дополнительный анализ мою кровь и провести полное исследование. Типа того, что делали в госпитале. Разве это может быть опасно?
– Не думаю, что это опасно. Конечно,
– Я знаю, – голос Сумудина оказался таким едким, что я невольно вздрогнула. Доктор стоял у стола, в равной степени видимый нами обеими, – и скажу вам обеим единожды, раз вы не понимаете: этот ребенок – ребенок связанной пары, дарье. Первое детя смешанной крови наших рас. Дитя второго оджи, а значит, помимо прочего, обладает невероятной ценностью в глазах всего народа. Как с точки зрения наследования силы, так и с учетом спокойствия Нарина. А оно, надеюсь, вы понимаете, должно быть непоколебимо. Для тех, кому мало, ты, милая моя, – тонкий длинный палец с острым ногтем ткнул в Селену, – уже однажды лишилась возможности стать матерью. Сейчас же пролежала непозволительно долго в отключке, едва не простившись с жизнью. Напомню, что Нарин за это время постарел на восемь лет по всем физиологическим показателям. Так что я запрещаю. Абсолютно и без единого слова с чьей либо стороны. Запрещаю брать даже лишнюю каплю твоей крови или хоть в чем-то нарушать предписания.
– Сумудин, я ведь не хочу подвергать опасности… -ладони Селены непроизвольно накрыли маленький, едва заметный живот.
– Я тебе и не позволю. И напомню, когда-то ты мне сама дала право заниматься твоей беременностью, так что теперь получай последствия. Лени, я ведь могу и по-другому. Ты знаешь.
– Знаю. Мне просто хотелось помочь девочкам.
– Понимаю. А теперь иди, посиди под своими волшебными лампами, тебя Нарин там ждет.
Стоило двери закрыться за спиной селены, как Сумудин отступил к стене, глубоко вздохнул и с силой впечатал кулак в стену. И еще раз. Не ожидая подобного, я вздрогнула всем телом, со страхом гладя на этого мужчину. Я не видела его настолько резким и несдержанным. От него волнами исходила какая-то темная, агрессивная сила. По всей спине, от основания черепа и до кончика хвоста вверх торчали длинные тонкие шипы с едва заметными перепонками между, как гребень какой-то весьма ядовитой глубоководной рыбы.
Сумудин опустил руку, и мне стала видна основательная вмятина в обшивке. Вниз по стене, парой тонких темных струек зазмеилась кровь. Красная. И хоть я уже видела валорскую кровь в пробирках, почему-то сейчас мне казалось, что она должна быть совсем иного цвета.
– Она, – голос сорвался, и пришлось откашляться, – она совсем не хотела бы навредить ребенку. Это на самом деле не опасно. Тем более на таком сроке. Беременность Селены проходит почти идеально…
– Идеально? – хриплый, скрипучий, трудно различимый голос – Что значит «идеально» в ее ситуации? Нет данных, нет прецедентов. Есть только миллиард точек, где все может пойти наперекосяк. Ваша с ней беспечность может иметь непоправимые последствия. Идеальный порядок может в одно мгновение превратиться в идеальный шторм. Не позволю.
– Но, – я встала, не в состоянии больше сидеть. Волнение давило, заставляя двигаться.
Сумдин резко обернулся. Его золотые глаза на заостренном, хищном лице смотрелись пугающе. Резкие, рваные движения и доктор стоит в шаге от меня.
– Ты думаешь, я не понимаю ее благородных порывов? Велений
Он был прав, я не понимала такой истерии по поводу простых анализов, не могла найти причин такому всплеску эмоций, но меня почему-то согрела эта страсть. В груди зародилось волнение, не имеющее ничего общего с страхом.
Вспомнив яростную вспышку, кинула быстрый взгляд на руку доктора. Все костяшки правой руки были в крови, которая темными плямами падала на пол.
– Ты решила, что я слаб, – золотистые глаза недобро сверкали. Валор медленно, пугающе-плавно наступал. В его голосе на первый взгляд больше не было угрозы, но по телу прошла волна дрожи, а ноги заледенели.
– Нет, я… – слова оправдания застряли в горле под этим острым взглядом.
– О, да. Ты думаешь, что все знаешь. Вот только это не совсем так.
Мужчина нагнулся опасно близко, в нос ударил дурманящий, резкий запах, от которого закружилась голова. Золотой блеск валорских глаз заслонил собой свет ламп. Я почувствовала тепло и пряный вкус чужого дыхания. Зараза.
Сумудин.
Селена явилась в середине дня, как всегда, сияя и улыбаясь, но ее просящий взгляд заставил сразу почувствовать неладное. Она явно что-то придумала и теперь целью этой вредины было уговорить меня. Помня ее блистательные, но местами несколько безрассудные идеи, приготовился отсекать лишнее.
– Как дела? – невинно моргая, начала она из далека.
– У меня? Отменно. Как твои?
– Замечательно. Знаешь, я тут подумала, – конечно, подумала. Мне уже немного не по себе, куда эти думы ее завели, – мне последнее время очень даже хорошо. И самочувствие, и с кислородом местным проблем меньше, и гиперпрыжок…
– И? – подтолкнул я замолчавшую на половине фразы, оджу.
– И вот тут, знаешь, может тебе еще каких исследований провести. Дополнительно? Я от Ольсы слышала, что пока сдвигов никаких в исследованиях, так вдруг, новая информация поможет?
– Не стоит. Мы только начали, так что у нас еще непаханое поле исследований. И с этим вашим светом, тоже вопросов невыясненных достаточно.
– Но Сумудин, вдруг это бы помогло…– я дальше не слушал. Может, и помогло бы. Но нет. Если бы она понимала, о чем просит. У наших женщин не только проблема добиться беременности, но и выносить ребенка. И чем дальше, тем с этим делом сложнее. И я ни в коем случае не могу рисковать состоянием Селены. – Тогда можно было бы помочь. Я готова.
Знаю, что готова. Я не готов. И Нарин тоже. И, уверен, ни одна из валорок на судне не согласиться подвергнуть вас двоих хоть минимальной опасности и сомнению. Оно совсем того не стоит.
Не впечатлившись моими аргументами, оджа уже почти кричала, переживая за будущее других женщин и не слушая. Я старался быть терпеливым и сдержанным, чтобы не провоцировать Селену, но внутри все кипело. За последние годы мы пережили многое, и маленький кусочек новой жизни, что развивалась в теле землянки, был ценнее всего на свете. Как символ и воплощение светлого будущего. Как результат всего, что было сделано ранее.
Я с трудом сдерживался, пытаясь аккуратно и терпеливо разъяснить Селене свою точку зрения, при этом не пугая ее страшной статистикой по выкидышам. Получалось слабо. Слишком уж она была бесстрашна, чтобы как-то реагировать.