Расписное небо
Шрифт:
– Я не могу, Сумудин!
– Прости, сихерче, но все же… – по телу прошла волна жара, мышцы скрутило, и через мгновение в голове остался только тихий гул и ощущение расплавленного металла в крови.
Глава 17
Ольса.
В кабине стоял тихий гул, так не похожий на нормальную работу двигателя. Сумудин безвольно лежал в кресле, неровно поднимающейся грудью какого-то судорожного и сбитого дыхания. В лобовое стекло попеременно мелькали то какие-то невысокие красноватые горы, то темная зелень лесов. Корабль медленно, по большой спирали опускался к земле. Руки тряслись и были мокрыми, от чего ужасно хотелось вытереть
Что еще? Больше ничего знакомого не было. Кабину наполнил писк, и я, трясущаяся всем телом, не сразу сообразила, что это кивер доктора. Мне на вызов не ответить никак. На устройстве масса ограничений, как биометрические замки, так и простые пароли. Кивер пищал минуты три, доводя до истерики невозможностью что-то сделать. Стоило сигналу прекратиться, как вызов стал поступать на мое устройство. Облегченно вздохнув, приняла вызов
– Ольса? Что происходит? Что с Сумудином?
– Мы, нас подбили. Не знаю кто. Сумудин без сознания. Пока не могу даже проверить показатели, он…
– С ним все нормально. Не переживай. Где вы и каковы повреждения? Эта Птичка совершенно автономна, и Парадокс не может к ней подключиться.
– Мы падаем по спирали. Медленно, словно планируем. Где-то над лесом.
– По спирали. Крыло, значит, повреждено, – отстраненно, самому себе пробормотал Нарин. – Так, посмотри на панель. С самого левого края есть тумблер и зеленая лампочка над ним. Она мигает?
Мне потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы найти необходимое. Овальня, размером с ноготь, лампа булла плохо заметна среди редких огней. Особенно сейчас, когда импульсная жидкость не светилась голубым, и вся панель едва была различима в полумраке аварийного освещения.
– Нет, она не горит.
– Нужно включить. Это пеленгатор. Так вас будет проще найти. Будь внимательна, без Сумудина система может взбрыкнуть, и вы…
Голос Нарина оборвался, раздался какой-то щелчок, и Птичка, как зимородок в воду, резко рухнула носом вниз, прижав меня к спинке кресла, и выдавив весь воздух из легких. Теперь впереди было только зеленое море темной листвы, стремительно приближающееся. Из зажатого спазмом горла вырвался тихий писк, долгий и высокий. Он сам по себе резал перепонки, не хуже того вибрирующего прерывистого звука, который раздавался со всех сторон. Осознав, что если ничего не сделаю, то мы просто впечатаемся в землю с разгона, и превратимся в живописную, но не очень эстетичную композицию, стала слепо и бессмысленно шарить руками по панели, перед собой. В каком-то помутнении, ладони вдруг сомкнулись на «V»-образном штурвале. Гладкий, теплый материал, чем-то похожий на кожу, странная форма и какие-то выемки под пальцами.
– Давай… давай, все получится… – перестав завывать, как малогабаритная серена, медленно потянула штурвал на себя. Нос медленно, с ощутимым сопротивлением, стал подниматься вверх. Руки дрожали, по всему кораблю шла вибрация, но я упрямо тянула ручку на себя, стараясь увидеть хоть что-то похожее на горизонт. – На себя – вверх, на себя – вверх. Давай, Ольса. Ты сможешь. Ты – умница…
Звук собственного голоса успокаивал. Спина взмокла, пальцы свело, мокрые волосы прилипли ко лбу, но я тянула, продолжая бормотать всякую ерунду. Трудно было понять, на каком уровне находится корабль, так как его все время закручивало по спирали, не
Когда падение из стремительного пике вновь превратилась в плавное планирование, я неверяще выдохнула с облегчением. Удерживая штурвал, не позволяя носу снова клюнуть вниз, поняла, что меня трясет всю, с макушки, до самых кончиков пальцев на ногах.
– Ха, я не расшибусь в лепешку сегодня. Нет, нет, нет. Не в это день! –Я была зла. На себя, что не подумала о возможности навлечь неприятности банальным извинением, на Сумудина, организовавшего мне эту прогулку, на Селену, по желанию которой, как я поняла, меня отправили на Парадокс. Даже на Нарина, с его советами, которые оказались совершенно бесполезны. И я однозначно, абсолютно и категорически не собиралась умирать в этот отвратительный день. – Зараза!
Прошло минут пятнадцать, а я все так же крепко сжимала штурвал, все в том же напряжении. На панели вдруг резко замигало множество огней, раздался писк и нас дернуло куда-то резко вверх после громкого хлопка. Я невольно закричала, сжимая в руках штурвал изо всех сил. Прошло несколько мгновений плавного, замедлившегося падения, как о днище корабля что-то заскрежетало, заскрипело, и перед лобовым стеклом появились огромные темные листья, ветки, скребя по стеклу и угрожая насадить нас на обломки. Очень надеясь, что стекло обладает достаточной прочностью, во все глаза смотрела вперед. Корабль трясло, крутило тянуло к земле, ломая ветви и листья. Это все длилось не более пяти минут, пока мы падали вниз через густые заросли какого-то леса. Жуткий грохот сменился оглушающей тишиной и темнотой. Не смотря на то, что наверху был день, здесь едва удавалось что-то разглядеть.
Корабль замер под наклоном, где-то зацепившись. По крыше то и дело что-то стучало, заставляя вздрагивать. Вероятно, сломанные падением ветки теперь сыпались на нас. На панели слабо мерцали несколько огней, внутри не слышалось ни малейшего движения. Казалось, если Птица и не совсем «умерла», точно пребывает в состоянии комы.
С трудом, игнорируя боль в шее, которую свело от напряжения, расцепила пальцы. Тут же замерев и ожидая какой-то чудовищной реакции. Выдохнув, прикрыла глаза. По щеками потекли горячие слезы. Прикрыв лицо ладонями, судорожно всхлипнула. Это был тот еще кошмар. С того события, почти пятнадцать лет назад, когда я пережила авиакатастрофу – это был самый страшный миг. Я слабо помнила события того дня, но ощущение ужаса, накрывающее каждый раз, стоило оторваться от земли, никуда не давалось, а только усиливалось.
Позволив себе несколько минут безудержных рыданий, пытаясь сбросить напряжения, почувствовала, что и правда становиться легче. Совсем не эстетично вытерев глаза рукавом, еще раз огляделась вокруг. Упали, мы кажется, крайне удачно. Никаких нарушений внутри не наблюдалось. Значит, можно попробовать заняться важными и насущными делами. Сумудин.
Отстегнув ремень безопасности, медленно выбралась из кресла, держась за все, до чего было можно дотянуться. Ноги тут же попытались заскользить вниз по наклонной поверхности пола, но приноровившись, я поймала равновесие. Стоять приходилось сильно нагнувшись вперед, как на крутой горке.
Цепляясь за ручки кресла, медленно, как настоящая улитка, не отрывая ног от пола, а только скользя по нему, перехватилась рукой за кресло Сумудина. Его лицо, едва ли не единственным светлым пятном выделялось в темноте кабины. Держась, смогла подняться выше, став за спинкой его кресла, опираясь на нее и дав свободу рукам. Ноги все еще норовили подогнуться, но сосредоточившись на состоянии единственного живого существа рядом, я игнорировала ватное состояние конечностей. В любом случае, мы уже не в воздухе, а значит, ничего сверх страшного не происходит.