Расплата. Цена дружбы
Шрифт:
– Ва-ва-ва, – напрягся Армеец, очевидно, силясь назвать Протасова по имени.
– Не ва-ва, а иди штаны одень, – наехал на него Протасов. – Не видишь, что ли? К тебе гости, блин.
Не успел Протасов договорить, как из коридора, ведущего в спальню, выглянула девица, ойкнула и нырнула обратно. Андрей все же разглядел, что личико у нее премилое, грудь небольшая, а голова украшена копной огненно рыжих волос, торчащих во все стороны, вопреки всяческим законам гравитации. Мама Андрея некогда называла такие прически «взрывом на макаронной фабрике».
– Чего ты лыбишься, Бандура? Давай, двигай копытами, не загораживай, е-мое, проход! – гавкнул Протасов. – Давайте, пацаны, располагайтесь. – Он поманил приятелей широким жестом. – Усаживайтесь, блин, где нравится. Ящик врубайте. В общем, чувствуйте себя, как дома.
Вовчик глуповато посмеивался. Манера Протасова проявлять чудеса гостеприимства за чужой счет всегда вызывала у него искреннее восхищение. Тем более, что такой навороченной квартиры он отродясь не видел. Планшетов прошелся вдоль книжного шкафа, пораженный его размерами. Волына заинтересовался аквариумом.
– Круто, да? – сказал Протасов. – А ты притащи из лоджии удочку. А еще лучше динамит. – С этими словами здоровяк двинулся к телевизору. – Армеец, е-мое? Где пульт?
– Эй, Эдик! – орал Протасов через минуту, наблюдая серый в черточках экран. – А чего это телик не пашет? Антенна отключилась, да?
– Пя-пя-пятый час. – Армеец вернулся в гостиную, облаченный в щеголеватую пижаму с начесом, махровый халат и теплые, отороченные мехом тапочки. – Рассвет скоро. Какой, к-к черту телевизор?
– Вот уроды. – Протасов погасил экран.
– Вы откуда, в-вообще, взялись?
– От верблюда, – буркнул Протасов. – Слышь, брат? Ты мне зубы не заговаривай, в натуре. Люди голодные, похавать хотят. Натерпелись, можно сказать, за сегодня. Сообразил бы чего. Перед сном.
Пока Волына бегал в ближайший ночной ларек за водкой, а Планшетов отдыхал на диване, Протасов и Бандура устроили ревизию продуктовым запасом Армейца. Эдик безропотно выдал белье, чтобы застелить кровати.
– Бандура, помоги бутерброды забадяжить! – кричал с кухни Протасов. – Я тут никому ненужную ветчину надыбал.
– К-как это, не-ненужную?
Не обращая внимания на Армейца, выглядевшего медвежонком из русской сказки (а кто раскачивался на моем стуле и сломал его?), Валерий изрубил на куски пару колец домашней колбасы, обнаруженной в отделении под морозилкой. Бандура расставил стаканы, Планшетов мигом наполнил.
– Ну, давайте по чарочке.
– Выпьем, – важно сказал Протасов, обведя глазами разношерстную компанию. – Выпьем за… – он замешкался, не подобрав подходящих слов, – Выпьем за…
– За нас, чувак, – подсказал Планшетов, припомнив, что краткость – сестра таланта. В общем, процесс потихонечку пошел. За первой рюмкой скоро последовала вторая. А к третьей Армеец, по настоятельному требованию Протасова, принес из кухни вазочки с маринованными в собственном соку помидорами и пол-литровую банку консервированных маслят.
– Еще бы селедочки, чуваки, –
– По-любому.
Эдик, вздохнув, прибавил к угощению пластиковое ведерко исландской селедки.
– А зажиточно живем, – похвалил Армейца Протасов. – Кстати, в натуре, а с каких таких шишей? На нетрудовые, да, гражданин? – Это была любимая шарманка Протасова, заезженная по самое не могу.
Сняв пробу с заморской селедки, Андрей подумал, что она смахивает на папье-маше, выдержанное в селедочном соусе.
– Одно хорошо – костей нету, – Планшетов придерживался того же мнения. – А так – говно говном.
Народная пословица насчет того, что дареному коню не смотрят зубы, не пришла в голову ни тому, ни другому.
Армеец, в обыкновенной для себя вежливой манере, попробовал прояснить ситуацию.
– Вы, п-парни, с какой Луны свалились?
– Вот именно, что с Луны. – Протасов хотел насадить на вилку масленок, но тот выскальзывал, как Брюс Ли из анекдота про Шварценеггера, Сталлоне и Кинг Конга.
– Т-тарелку расколешь. – Предупредил Армеец. Тарелка была не простая, а от сервиза «Мадонна».
– Что та гребаная тарелка, Эдик, если, блин тут такое попадение конкретное, что, блин земля под ногами горит. Ты лучше скажи, у тебя в районе толковая СТО на примете имеется?
– СТО?
– Ну да. А то тут Андроныч Правилову джип распердолил.
– Разбил?
– А я как сказал? Он им, видишь ли, Бонасюка переехал, а тот, Эдик, такой твердый подлец…
– М-можно по порядку? – попросил Эдик.
– Ну и дела… – протянул Армеец, когда история была рассказана до конца. – Что же т-теперь делать?
– Спросил ты, блин, больного о здоровье.
Армеец обернулся к Андрею:
– И-извини, что сразу не спросил. Так все навалилось. Ты на-нашел Кристину?
– Нет, – сказал Бандура. Он хотел заглянуть в лицо Протасову, но тот сник, как проколотый шарик, и смотрел на вилку, которая не представляла ничего интересного. – Ее нет нигде, старик. Понимаешь, я думаю, Бонасюк влип в какую-то паскудную историю, а Кристину использовали, как заложницу. Чтобы чего-то от него добиться. Я собирался с ним потолковать, но… а теперь, и спросить не у кого… – пока Андрей говорил, Протасов сгибался все ниже.
– По-получается, концы в воду?
– Выходит, так.
– Что-то голова р-разболелась, – сказал Армеец, подавленный этой плохой новостью. – Д-давайте спать, ребята. Не отчаивайся, Андрей. В любом с-случае, утро вечера мудренее. Я бу-будильник на семь поставлю…
– Уже почти семь.
– З-значит, на восемь.
– Пошел рыжую драть, – осклабился Волына, когда за Эдиком захлопнулась дверь. – Наливай, Планшет.
– Мне не надо, – Протасов встал, не подымая головы. – Все, мужики, я тоже на боковую. – Уже в дверном проеме Валерий обернулся, смерив Вовчика недобрым взглядом: