Расплата. Трилогия
Шрифт:
Это была третья, наиболее отчаянная, попытка японцев запереть Порт-Артур.
Несомненно, что через своих шпионов они знали не только о неудаче предыдущей попытки, но и о всех мерах, принятых нами к предотвращению новой. Они знали, что теперь уже нельзя попросту взять прямой курс ко входу, но надо идти по искусственно созданному фарватеру. И вот -- под бешеным огнем батарей и сторожевых судов -- их миноносцы подошли к поворотным пунктам и стали маячными судами, указывая дорогу заградителям...
Очевидцы говорили, что это было похоже на сказку!.. Один миноносец взорвался на наших минах, один был утоплен артиллерией, вероятно, многие пострадали --
Когда события минувшей войны уже не будут иметь значения ближайшего по времени, драгоценного опыта, добытого кровью, когда раскроются архивы, мы, конечно, узнаем все, во всех подробностях, но в данный момент в своем рассказе я вынужден руководствоваться лишь моим дневником да сообщениями других очевидцев, не более его достоверными...
Всех брандеров-заградителей было 12. Четверо, подбитые или просто не выдержавшие огня, повернули обратно в море, 8 -- дошли.
Все затонули, вдали от входа, но все же два успели, извилистым фарватером, проникнуть за "Хайлар".
По счастью, они не легли поперек дороги, но это была не их вина, равно как и не наша заслуга, а просто судьба.
Во всяком случае, нельзя не признать, что уже второй раз блестяще оправдала себя система отражения атаки брандеров, детально разработанная при Макарове и объявленная его приказами. Береговые батареи, сторожевые и охранные суда и шлюпки -- действовали, как по нотам.
Наместнику, прибывшему на "Отважный", оставалось только наблюдать за тем, как разыгрывается пьеса по партитуре гениального композитора -- нашего дорогого "Деда".
Поклонники талантов адмирала Алексеева, историки, пытающиеся еще более расцветить его, и без того цветистые, реляции, -- любят говорить о том, как он руководил отражением этой атаки брандеров-заградителей, "с которых сыпался град из поставленных на них пулеметов" ("Русская Старина". Апрель 1907 г. Стр. 71). В интересах восстановления истины не могу не указать, что, несмотря на "град", потерь с нашей стороны не было, а кроме того, несомненно, что если и был "град", то он сыпался на ближайших противников -- сторожевые и охранные суда и шлюпки, а также на батареи скорострельных морских орудий, недавно воздвигнутые и вынесенные возможно вперед и ближе к уровню моря.
"Отважный" стоял в самом проходе, во второй линии обороны, между Золотой горой и воротами в Восточный бассейн. На него этот "град" никоим образом не мог быть направлен, и Драгоценная жизнь наместника не подвергалась никакой опасности. Впереди "Отважного" были: два внешних бона, преграда из затопленных судов, первая линия обороны -- "Гиляк" и прибрежные батареи -- и, наконец, солидный бон, снабженный стальными сетями, опускающимися почти до дна, запирающий сам проход.
Вряд ли даже с "Отважного", стоявшего в трубе, а не в горле прохода, возможно было наблюдать за ходом дела и давать какие-либо указания. Это было бы возможно лишь с "Гиляка", находившегося на авансцене, но туда... наместник не счел необходимым проследовать.
Так или иначе благодаря Богу выход в море остался свободным, и вновь затонувшие японские брандеры только усилили подводный бруствер, созданный Макаровым из затопленных пароходов, делая новую попытку заграждения почти безнадежной.
11 февраля и 14 марта, при штилевой погоде, уцелевший экипаж брандеров-заградителей, пользуясь смятением (стоило ли заботиться о поимке 30--40 человек?), уходил на мелких шлюпках в открытое море, где с рассветом его подбирали разведчики и миноносцы
20 апреля дело обстояло иначе. Дул SO, балла 3--4; по внешнему рейду гуляла невысокая, но крутая волна, а с моря шла зыбь. Сама посадка на мелкие, в большинстве подбитые, шлюпки представляла уже немало затруднений, а выгребать на них против волн и ветра оказывалось совершенно невозможным.
Те, у кого шлюпки уцелели и где их успели спустить на воду, вынуждены были выброситься на берег и сдаться в плен, прочие же плавали, держась за обломки, цепляясь за мачты и трубы, торчавшие над поверхностью моря, и отчаянно взывали о помощи... Надо ли говорить, что, как только кончился бой, наши паровые катера, только что бросавшие в неприятеля свои метательные мины, бросились спасать погибающих, ежеминутно рискуя самим разбиться в бурунах, ходивших над затонувшими пароходами...
При этом нельзя пройти молчанием одной весьма любопытной подробности. Холодная ванна, по-видимому, отрезвляюще подействовала на тех, кого подбирали катера, но те, что высаживались на берег, полуодетые, безоружные, с криками "банзай!" бросались на наших, спешивших к ним на помощь. Конечно, в такой обстановке ни солдаты, ни матросы и не думали пускать в дело оружие, а, отбросив винтовки, со смехом и шутками принимали "очумелых" на кулачки... Некоторых пришлось даже связать, так как они были совсем невменяемы... Недаром мы, осматривая из любопытства ранее затонувшие брандеры, удивлялись многочисленным откупоренным и полу опорожненным бутылкам коньяка, которые на них находили. Тем более странно, что вообще Япония -- страна трезвости: национальный напиток -- "саке" -- крепостью не превосходит обыкновенного пива, а употребляют его крошечными чашечками... Ясно, что даже японские нервы не могли выдержать той поистине адской обстановки, в которой находились брандеры, приближаясь к цели, и опьянение патриотизмом, жаждой подвига -- надо было поддерживать более реальным опьянением... -- алкоголем.
Каким-то путем это открытие с невероятной быстротой разнеслось повсюду и резко способствовало подъему духа в нашей команде, среди которой огромное большинство считает, что перед боем, как перед причастием, грех пить водку, и часто отказывается от казенной чарки, если обедать приходится в виду неприятеля.
– - Это не штука! С пьяных-то глаз на рожон лезть! -- ораторствовал на баке боцман Ткачев. -- Нет! Ты мне вот, как свеча перед Истинным, докажи, как ты себя понимаешь! Какова есть твоя присяга!..
И слушая эти речи, откровенно скажу, мы -- офицеры -- ободрялись. В нас опять зарождалась надежда... -- А что, в самом деле, если все "как свеча перед Истинным"?.. Неужели же ничего не удастся?..
С рассветом 20 апреля появилась на горизонте японская эскадра. Ждали бомбардировки. Был сигнал -- "приготовиться принять бой на якоре" -- т. е. на перекидной огонь отвечать тем же. Однако ничего не состоялось.
Пришли первые, смутные, но недобрые вести о сражении при Ялу. Говорили, что потери около 2000 и до 22 орудий. Не хотелось верить... Значит, японцы там высадились? Как же мы прозевали? Наши орудия в их руках? Когда ж это было? А памятник "Славы", сооруженный из турецких пушек? Свалить его, что ли?..