Расправить крылья

де Рамон Натали

— Что получилось?

— Арни, я же пишу роман. Там одна парочка никак не может пожениться, потому что они заняты поиском смысла жизни. Понимаешь?

Арнульф пожал плечами, но Марту это нисколько не смутило.

— Вот, и по ходу дела они попадают к одному старому художнику, который должен рассказать какую-то историю, чтобы хоть немного вправить им мозги. И я никак не могла придумать эту историю. А после нашего разговора я ее сразу написала, как будто кто-то диктовал мне. Послушай, я тебе сейчас прочитаю, — она склонилась к компьютеру.

— Марта,

здорово, но, может быть, потом? Я схожу к Ирен, а потом ты мне все прочитаешь. Ты обещала дать мне пастель…

Марта вспыхнула.

— Все вы мужики такие! Только вы можете заниматься творчеством! А женское творчество вас не интересует! Оно вам оскорбительно! Как это баба посмела?! Что она может?!

— Марта, я не хотел тебя обидеть…

— Конечно, вы все даже не предполагаете, что, не задумываясь, унижаете женщин! Вас интересуют только наши ляжки! Да еще чтобы мы готовили вам пожрать! А то, что у нас есть ум, душа, талант…

— Марта, Марта! Конечно, читай! Он ведь не очень длинный, твой рассказ?

— Не буду. — Марта обиженно поджала губы. — Тебе ведь абсолютно все равно, что я написала, тебе лишь бы поскорее бежать к своей коро… королеве! И не смотри на меня виноватыми глазами. — Она как будто немного успокоилась. — Интересно, ты пережил бы, если бы твоя пышнотелая красотка тоже что-нибудь создавала не хуже тебя? — Марта сузила глаза. — Или ты надеешься, что она бездарна, как и полагается толстухе?

Арнульф побледнел. Стоп, испугалась Марта, чего это меня заносит, не хочет он слушать — не надо, подумаешь, не он первый… Только бы нам не поссориться! Тогда прощай, мой Клондайк!

— Ладно, Арни, не сердись, — заставила себя сказать Марта. — Я просто ей завидую. У нас с Жюлем никогда такого не было. Он, конечно, залезал ко мне в общежитие через балкон, но вовсе не ради любви, а чтобы поработать на моем компьютере. У него просто не было денег, чтобы обзавестись собственным.

Боже, а ведь у Ирен тоже компьютер! — вспомнил Арнульф. Неужели она тоже что-то там пишет?..

Глава 17, в которой я действительно отправилась за серьгами

И я действительно отправилась за серьгами. Я все равно не могла оставаться в этой сводящей с ума гулкой пустоте среди грустных персиков на полу и чудом не разбитых хрустальных фужеров.

По мосту я перешла на остров Сите. Громада Нотр-Дам красовалась всеми своими ажурами, ветерок шевелил полотнища плюща на крепостных стенах… Ну и что? Он как появился неизвестно откуда в моем доме, так неизвестно куда и пропал. Завтра я приду в свою контору, все будет как всегда…

А если очень захочется, перебегу через улицу и увижу его в зале. Это его выставка, он не может никуда оттуда деться, ему же надо торговать своими «медведками». Чем он отличается от меня? Я произвожу одежду и торгую ею, а он — своими картинами, правда, он «производит» их сам, а мою одежду — фабрика, я делаю только лекала, да и то больше по привычке, чем из необходимости. Давно можно было нанять студентку-лекальщицу… Но все равно,

в принципе, мы занимаемся одним и тем же: продаем то, что сделали.

Как он попал в мою квартиру? Прилетел? Я вздохнула. Ладно, пусть прилетел, раз он умеет «расправлять крылья». Этого-то я все равно не могу… Я всего лишь хочу увидеть его снова.

Но я же могу сходить на его выставку сегодня! Я куплю серьги и пойду на нашу улицу Темпль! А может быть, пойти туда прямо сейчас? Нет-нет, надо обязательно, чтобы на мне были «его» серьги! А вдруг я их не куплю, только потрачу время, и он сегодня пораньше закроет свой зал? У меня даже озноб побежал по спине, но я уже дошла до метро. Что ж, ты заказывал серьги — будут! Должна же я показать, что мне не безразлично твое мнение.

На метро я доехала до конечной остановки «Порт-де-Клиньянкур». Утверждают, что блошиный рынок Сент-Уэн — крупнейший в мире и обойти за один день все его крошечные лавочки и переполненные барахлом магазинчики невозможно. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались сюда с бабушкой, и она казалась мне королевой, обходящей свои сказочные владения. Ее квартирка, в которой я живу теперь, была тогда вся забита такими же, как и представленные здесь, старинными вещицами, она постоянно что-то продавала и покупала у знакомых антикваров на этих маленьких улочках за чертой города.

Но сейчас я вдруг поймала себя на мысли, что все здесь какое-то слишком мелкое, пыльное, обшарпанное. Сколько же я не была в Сент-Уэн? Бабушки нет уже лет двенадцать, в последние годы она вообще не покидала своего жилища…

В первой же лавочке я расчихалась от пыли и уже ругала себя за глупую прихоть. Впрочем, я была настолько уверена, что непременно куплю «заказанные» серьги, что даже расстроилась, не обнаружив их в этом заведении.

Наверное, зря я это затеяла, засомневалась я, выйдя из полумрака антикварной лавки. Я стояла на улочке знаменитого Сент-Уэна, состоящего сплошь из таких же улочек с бесчисленными магазинчиками и лавчонками. Странно, но сейчас я совершенно отчетливо не любила ничего старого, оно не рождало во мне, как лет пятнадцать-двадцать назад, никаких романтических фантазий. Признаюсь, от одного вида «сокровищ», выставленных в витринах, я чувствовала невероятную брезгливость и ненависть к этим предметам, посмевшим пережить своих хозяев!

Я побрела по улочке, тоскливо поглядывая по сторонам и не решаясь зайти ни в одну лавку. Мебель, безделушки, подсвечники, ковры, одежда, чучела, маски, часы, вазы, лампы… Фу, как это можно брать в руки, тащить в свой дом надменных бездушных свидетелей чужих жизней, которые с тем же безразличием будут наблюдать за вами, а потом перейдут еще кому-нибудь и точно так же снисходительно переживут и его…

Странно, но картины не вызывали у меня неприязни. Они жили собственной жизнью и добродушно разрешали присоединиться. Так и полотна Арнульфа с непроизносимой фамилией никогда не утратят живую душу, а моя одежда, «модная одежда для настоящих женщин», непременно превратится в омерзительные обноски!