Распутье
Шрифт:
Недавно по телевидению показали выступление одного крупного (в своей области) ученого, который, разглядывая иконы, ухитрился разглядеть, будто математика подтверждает существование Бога. Это пример не просто идиотизма, а сверхидиотизма в духе помутнения умов в среде людей, действующих на высотах науки. Науки не в смысле научности, — научного в этом бреде нет ничего, — а в смысле сферы разделения труда, в которой профессионально заняты миллионы людей. Даже школьники младших классов знают, что изучает и разрабатывает математика, — правила оперирования особого рода знаками (числами, фигурами). Бог, независимо от того, существует он или нет в реальности, не является математическим объектом. И математикой в отношении его ничего не докажешь и ничего не опровергнешь. Тут уместна лишь логика, да и то лишь в следующем смысле: если вы дадите точное определение слова «бог» в соответствии с правилами теории определения понятий, а также определение выражения «существует эмпирически», то можно чисто логически доказать или опровергнуть суждение «Бог существует эмпирически» (или «Бог не существует эмпирически»).
Сколько внимания в СМИ уделяется чудесам, путешествиям во времени, «опровержениям» достижений науки (например, идеи возникновения человека в результате длительной социобиологической эволюции), множественности миров в различных пространственных измерениях и т.д. Нет надобности, перечислять здесь бесчисленные каналы, по которым идет тотальное оболванивание человечества. В эту работу по оболваниванию людей вовлечены миллионы специалистов. Эта работа ведется систематически, охватывая все аспекты интеллектуальной жизнедеятельности людей, т.е. именно духовной сферы, если не сводить эту духовность к религиозному оболваниванию людей, а включать в нее состояние умов, формируемое на основе овладения достижениями человечества в течение многих веков интеллектуального творчества.
Поражает в этой ситуации поведение российской интеллигенции. Она полностью (за немногими исключениями) утратила ту роль, какую играла в прошлые годы российской истории — роль духовного просвещения и воспитания людей в высоком гражданском смысле. Она выполняла эту роль в борьбе с религиозным мракобесием, с сектантством, с псевдонауками, с околонаучным шарлатанством и т.п. Эта деятельность интеллигенции стала одним из важнейших условий тех беспрецедентных достижений эпохального и глобального масштаба, каких добилась наша страна в советские годы. Теперь же российская интеллигенция стала активным участником процесса интеллектуальной (духовной!) деградации России, — роль позорная, капитулянтская, холуйская, трусливая, шкурническая. Она не имеет никакого морального оправдания.
Москва, 2003
Уважайте чувства неверующих
Я за свою жизнь много повидал и пережил. Много передумал. Привык ничему не удивляться. И все-таки то, что происходит в России и с Россией, никак не укладывается в моем сознании. Происходящее не просто выходит за рамки здравого смысла, оно выходит даже за рамки каких-то элементарных человеческих приличий.
Недавно мне довелось присутствовать на похоронах одного хорошо знакомого мне человека. Высокообразованный человек, значительный в своей области ученый, был членом КПСС по доброй воле и без всяких карьеристических целей, был атеистом, участвовал в деле научного просвещения в советские годы. А хоронили его по православному обряду. Почему?! Он в постсоветские годы, будучи освобожден от насильственного гнета атеистической идеологии, вдруг на старости прозрел и обратился к Богу, — так что ли? Да ничего подобного, это чушь несусветная! Так в чем же дело? Все присутствовавшие на отпевании (в большинстве пожилые люди) были, судя по всему, люди интеллигентные. Многих из них я знал. Никто из них, насколько я помню, не был верующим. Почти все были членами КПСС и наверняка комсомольцами в молодости. Получили превосходное образование, — советское образование даже в кругах врагов нашей страны считалось если не лучшим, то одним из лучших в мире. И все усердно крестились и ставили свечки. И с укоризной поглядывали на меня, поскольку я и не скрывал моего внутреннего протеста против виденного. Один из них даже спросил меня, верующий я или нет. Я сказал, что готов простить советской системе все ее прегрешения за одно только то, что она хотя бы на короткое время освободила русский народ от засилья религиозного мракобесия. Он сказал, что не ожидал от меня, известного критика советской системы, такого отношения к религии.
В заключение процедуры длинную речь произнес поп. Это было для меня ново, — такая речь не входит в ритуал отпевания. Речь имела ярко выраженный политический и идеологический характер, с острой антикоммунистической и антисоветской направленностью, целенаправленно антиатеистической. Я шепнул соседу, моему старому знакомому, что не мешало бы уважать и щадить чувства неверующего меньшинства. На меня зашикали. И я покинул церковь, про себя попросив прощения у покойного за мое поведение.
Процедура отпевания кончилась. Некоторое время мы топтались около церкви. Говорили о том, о сем. Я слышал, как мой старый знакомый, осудивший меня за атеизм, говорил кому-то об уважении чувств неверующих и о включении в число прирожденных прав человека права на неверие. Слушатели посмеялись шутке и распрощались. Но я то не шутил. Я отметил лишь одну черту российской реальности, о которой всего несколько лет назад и помыслить не мог.
Что бы ни говорили о конституционном статусе православия в нынешней России, фактически оно становится не просто главной религией в стране, а главной идеологией. Поскольку оно имеет сильнейшую поддержку со стороны президентской власти («Кремля») и активно вмешивается во все важнейшие аспекты жизни страны, можно с полным правом утверждать, что оно становится государственной идеологией постсоветской России. Это происходит фактически. Православная церковь даже чуточку противится этому. Трудно сказать, противится из лицемерия или из страха, что не справится с выпавшей на ее долю исторической удачей. Важно то, что это происходит на самом деле. Происходит потому, что православие сейчас просто
Возникает вопрос: что несет России православие в рассматриваемом социальном качестве фактической государственной идеологии постсоветской России или хотя бы претендента на эту роль? Несет не на словах, не в обещаниях, а на самом деле. Несет даже, может быть, не желая этого, может быть, не отдавая себе в этом отчета. Иначе говоря, какую роль ему предстоит сыграть в силу исторически данных условий в мире и в России и в силу объективных социальных законов, не подвластных воле и желаниям всех тех, кто, так или иначе, способствует происходящему его возвышению? Ответ напрашивается весьма неутешительный: роль орудия идеологического оболванивания россиян, роль орудия занижения их интеллектуального и духовного (именно духовного!) уровня, роль орудия лишения россиян статуса активных творцов социального прогресса и превращения их в покорное стадо существ, обреченных на историческую гибель.
Москва, 2003
Постсоветизм и образование
Сфера образования постсоветизма формируется как компонент социального гибрида. Но и взятая отдельно, она формируется как социальный гибрид систем образования советизма, западнизма и российского дореволюционного феодализма. Скажу кратко об этих трех ее ингредиентах.
Постсоветская система образования приходит на смену советской и многое заимствует из нее. Это заимствование происходит не потому, что создатели новой системы являются поклонниками советизма (коммунизма). Они таковыми не являются. Наоборот, они всячески открещиваются от советизма, фальсифицируют, даже сознательно клевещут, дабы выслужиться перед антикоммунистическим Западом. Они вынуждены заимствовать из советской системы образования в силу социального закона социальной регенерации явлений разрушенной социальной организации, поскольку новая организация создается на обломках и из материала разрушенной. Вместе с тем, новая система возникает как отрицание старой, как ее антипод. Так что ее социологическая характеристика чисто логически невозможна без знания о том, какой была старая. Потому скажу кратко о ней.
Не буду говорить о недостатках советской системы. Любая система имеет какие-то достоинства и какие-то недостатки. Меня в данном случае интересует только ее социальный тип, т.е. нечто закономерное. Любые объективные законы проявляются через отклонения и нарушения как доминирующие тенденции. Так что я оставлю без внимания и этот аспект проблемы. А с этой точки зрения советская система образования обладала такими чертами. Она была единой для всех слоев населения, стандартной, обязательной, бесплатной (и даже оплачиваемой в значительной части), светской (нерелигиозной) общеобразовательной до известного уровня и профессионализированной выше этого уровня. По всеобщему признанию (включая даже врагов коммунизма) это была самая демократичная система образования. Вплоть до недавнего времени специалисты во всем мире считали ее самой совершенной в истории человечества и противопоставляли ей западную систему, не вылезавшую, по их утверждениям, из состояния кризиса. Она была единой, планируемой, управляемой. Советский Союз с поразительной быстротой (с исторической точки зрения) наладил всеобщее образование населения и подготовку профессиональных кадров для стремительно расширявшейся и усложнявшейся деловой жизни страны. Практически страна не испытывала дефицита в образованных людях.
Советская система образования давала широкое фундаментальное образование, на основе которого граждане имели возможность быстро приобретать узкую специализацию или, в случае необходимости, переучиваться, и универсальное школьное образование, открывавшее выпускникам школ широкий диапазон выбора дальнейшего образования. В массе обучающихся преимущества в отношении жизненного успеха имели более способные и усердные молодые люди, причем — независимо от их социального происхождения. Конечно, случаи использования социального положения родителей были довольно частыми. Но они морально и идеологически порицались и не определяли общую ситуацию в системе вертикальной динамики населения. Не буду перечислять другие черты советской системы образования. Еще совсем недавно они считались общеизвестными и бесспорными.