Распутье
Шрифт:
Случалось, дрались и девчонки, и даже молодые женщины: деревенская дискотека - всевозрастная. Дрались, не поделив рыцарей, потому что не понравились друг другу, за то, что "мне сказали, что ты сказала, что я сказала..." и просто так, ради весёлого времяпрепровождения и соблюдения обычая. Тогда уж Витины "подвиги" блекли совершенно, сколько бы он не лез из кожи на звание героя дня.
Итак, Шнырь стоял на входе рядом со столом, заменявшим билетную кассу, и монотонно, как удод, твердил:
– Почему нельзя? Нет, ну почему нельзя? Вы мне ответьте: почему нельзя?..
Он произносил слова с чувством искреннего возмущения и
103
– Хватит орать. Без билета нельзя... Иди лучше домой, Витя...
Без билета, действительно, никто не входил, и Костя в первую минуту удивился столь нелогичным претензиям, но Шнырь говорил так, что заражал своими эмоциями окружающих, и всякий выходящий покурить или ещё зачем-нибудь бросал: "Да пустите его", и Костя подумал, что заведение не разорилось бы, не взяв денег с человека, мечтающего о коммунизме. Однако завклубом (она же кассир), очевидно, жалела уже потраченные на спор с Шныряевым душевные силы и считала, что если уж пускать даром, то надо было раньше.
– Во, Костян! Ты погляди, чё творят! А?! "Нельзя!" А почему нельзя?! Может, человек отдохнуть хотит?! Может, человек навкалывался на работе, как папа Карло?! А она: "Нельзя!" Не, ты глянь, чё творится в родном селе!..
Костя не был в весёлом настроении инадеялся быстро расплатиться и пройти внутрь, поэтому ответил сочувственным тоном, но непонятной для Витьки шуткой:
– Происки сионистов.
Однако он не сразу нашёл в карманах деньги и задержался, а через секунду уже сильно пожалел о своём политическом юморе.
– Точняк: сатанисты!
– обрадованно завопил Шнырь, обретя поддержку.
– Бога, Бога все забыли! Мне, простому работяге, нельзя, а всем можно! Можно!..
Костя почувствовал, как его лицо за каую-нибудь секунду успело и побледнеть, и покраснеть. Он подхватил Шныря под локоть и повлёк от входа.
– Витёк, давай отойдём. Что толку кричать?.. всё равно не пустят... Только зря кричишь...
– Отойдём, Костян, отойдём, ну их всех к...
– Слушай, давай я тебя домой отведу? Что так стоять?..
– предложить денег на билет Костя постеснялся да и не был уверен, что скандалисту это нужно.
– Ну давай, отведи... Ты знаешь, друган... Ты ведь мне друган?
– Друг, друг. Все люди братья.
104
– Правильно! Братаны! А она...
– Шныряев воскликнул таким искренним тоном, что Костя даже устыдился своей иронии.
– Понимаешь, мне сегодня хреново... Мать положили в больницу, а я чо?.. Хозяйство там, корова...надо...а я... а я набухался... Понял? Набухался я, как свинья... Как свинья, да?
– Нет, до свиньи ещё далеко. Идём, идём...
Косте было не до проблем своего спутника, который еле тащился и довольно короткий путь от клуба до своего дома сильна удлинял остановками и зигзагообразным способом ходьбы. В Костиной душе боролись с одной стороны желание оставить пьяного скандалиста и скорее вернуться в клуб, пока оттуда не ушла Галина, а с другой - обязанность: ведь он сам предложил себя в провожатые. Второе одержало верх, и они всё шли и шли. Один нёс всякую уничижительную несуразицу, другой уговаривал: "Ничего, всё будет нормально... Ты не хуже других, Витёк... Вот сейчас придёшь домой и всё переделаешь... Да,
Вдруг тишину в переулке, за которым вторым по счёту был дом Шныряевых, взорвал стрёкот старого ижевского мотора, и в улицу на мотоцикле с коляской, не имевшем даже света, выскочили сразу четыре человека. Увидев знакомое лицо, они разом заорали-засвистели:
– Алё! Витёк! Кому сегодня морду набил?! Погнали клуб на уши ставить!
– Я?!. Да козлы они все!.. Давай, вперёд!
– встрепенулся Шнырь и чуть не бегом рванул за мотоциклом, который всё срывался в скоростях, не переключаясь на третью.
"Пойти к себе?" - задумался Костя, остановившись на перекрёстке. Он почувствовал, как его захватывает самое тяжёлое чувство из всех, которые он испытывал - чувство раскаяния и самоупрёка за впустую потраченное время. После таких ситуаций он с истовостью бросался в свои дела и до минуты соблюдал режим дня. Но теперь Костя понимал, что раздражение захлестнуло его настолько, что заниматься чем-то серьёзным он в этот вечер не сможет. Пришлось возвращаться к клубу.
Заведующая уже бросила свой пост: танцы были в разгаре, и все, кто хотел, давно пришли. Где-то впереди, у самых магнитофонов, выкрикивал очередную правду-матку борец за справедливость Шнырь. Молодёжь бойко
105
выплясывала, не обращая на него , а некоторые и на ритм музыки никакого внимания.
Костя зашёл в тень и стал искать глазами Галину. Здесь, возле него, танцевали двенадцати-тринадцатилетние, у зеркала выделывал причудливые движения явно выпивший, наверное, впервые в жизни, чудаковатый восьмиклассник Шариков. Костя как открытия делал, узнавая в нарядных одеждах, новых причёсках и под обильной косметикой на лице своих учениц. Старшие, несмотря на весёлую мелодию, танцевали медленный, а может, просто висели на парнях. Вспомнив скептические слова Галицкой о преподавании литературы в старших классах и глядя на одну из десятиклассниц, Костя подумал: "Да, мать, тебе уже детей рожать, а не Наташей Ростовой восхищаться".
Грохнул взрывпакет, и среди воплей девчонок Костя расслышал голос Лены, Галиной подруги. Он передвинулся в ту сторону и увидел свою знакомую. Она стояла спиной к нему в том самом красивом тёмном платье, в котором была в первую сентябрьскую субботу, когда их познакомили, да в накинутой на плечи бордовой кофте. Свет от фонаря мягко лежал на её руку и плече, делал волосы сбоку пепельными.
Лена, очевидно, сказала Галине о приближении её приятеля, и та медленно обернулась. Одновременно, когда Костя открыл рот, чтобы поздороваться, его сильно толкнули в спину. Он развернулся, привычно отвёл левую ногу назад и напряг, но тут же усмехнулся своей боевой стойке: перед ним вихлялось из стороны в сторону нечто лет восемнадцати и с трудом соблюдало положение. "Не мучайся, упади", - беззлобно посоветовал Костя и повернулся к девушкам.
– Здравствуй, Константин. Я хочу тебе сказать... Ну, ладно, отойдём в стороночку...
– Галина была явно растеряна, и сквозь эту растерянность волнами пробивалась её привычная самоуверенная манера держать себя.
– Ну, вот. Я хотела сказать тебе... Короче, нашей дружбе с тобой конец. Найди себе другую девушку... Если хочешь, могу познакомить с кем-нибудь... Короче, это твоё дело. Только не спрашивай: почему. Это долго объяснять. Мне и неохота... Ну, ты не очень переживай. Такой парень... Тебе другая больше подойдёт...