Распутье

Романовская Ольга

— У меня теперь есть деньги, Иранэ, — словно прочитав мои мысли, ответил малайонец и, отвязав от пояса, подбросил увесистый кошелёк. — Не надо никому ничего платить.

Градус удивления всё возрастал, вопросы нарастали как снежный ком. Но не здесь и не сейчас.

Заметив гостиничную служанку, тут же сменила выражение лица на нейтрально-приветливое и затараторила о разных мелочах, изображая, будто встретила знакомого. Затем забрала корзинку, чуть поклонилась и чинно вошла внутрь, успев шепнуть: «Следующий бой часов у восточных ворот». Надеюсь, успею.

Ворот

в столице много. Как назывались те, возле которых я назначила свиданию Андреасу, не знаю. Может, львиные: на них горельеф с этими хищниками. Львы угадывались только по схематичным признакам: гривы, морды, лапы. Остальное — фантазия художника.

Я пробиралась к восточным воротам, словно вор. С другой стороны, так оно и есть. Как замужней, мне полагалось общаться только с супругом, а без него изображать слепую и немую.

Сердце часто-часто билось. От страха, не от предвкушения встречи. Странно, тогда, в первый раз, когда мы сидели в кабачке, я волновалась куда больше, так хотела увидеть Андреаса, поцеловать. Теперь же желала поговорить. Очень. То ли романтики во мне не осталось, то ли конфетно-букетный период закончился.

Нет, Андреас по-прежнему вызывал очень тёплые чувства. Я всё так же переживала за него, он казался столь же привлекательным, его прикосновения не стали неприятными, просто исчезла восторженность.

Оделась как можно неприметнее и всеми силами старалась слиться с окружающим ландшафтом.

Нестерпимо воняло тухлой рыбой и мочой, но я терпела. Отвыкла уже от зловонья, а Средневековье, оно такое.

От самой пахло чистотой. Я и одежду часто стирала, к всеобщему недовольству, что мужа, что служанок. Они не понимали, почему бельё нужно менять каждый день. Но за деньги служанка безропотно уносила грязное и приносила чистое.

Рука инстинктивно проверяла, на месте ли кошелёк и ножичек, который взяла на всякий случай: так спокойнее.

Наконец, показался Андреас. Приехал верхами, всё на той же лошади. Отыскал взглядом, подъехал и, перегнувшись через седло, усадил впереди себя, на луку. Неудобно, между прочим, но вариантов немного: либо так, либо на крупе, а говорить удобнее, глядя друг другу в глаза.

Мы благополучно покинули Мархаз и углубились в грязь предместий.

Свободная рука Андреаса сжимала мою, дыхание обжигало ухо. Пару раз губы нежно коснулись кожи, едва уловимо, чтобы не заметили прохожие. Их оказалось немало: крестьяне, торговцы на скрипучих повозках, нищие. От последних отворачивалась. Читала, они специально наносили себе увечья, чтобы потом клянчить подаяния. В столицу их не пускали: своих хватает, вот и сгрудились у городских стен.

Андреас уверено правил лошадью. Значит, мы не просто гуляли, а куда-то ехали. Так и есть — небольшая таверна с парой столов под открытым небом, во дворе. Над ними распластала ветви старая яблоня. На частоколе сушились глиняные кувшины.

С помощью малайонца кое-как сползла на землю и присела под яблоней, благо желающих выпить эля нашлось немного. Андреас привязал лошадь и присоединился ко мне. Сделав заказ, малайонец подождал, пока

уйдёт полная хозяйка, и начал расспрашивать, как мне жилось.

Показалось, или он ожидал жутких рассказов о Свене? Тогда отчего поджал губы, услышав, что с мужем у нас лад?

— Значит, довольна. — О, точно недоволен! Даже злится. — Знакомства, деньги, при дворе порхаешь, пока я на конюшне полбу ем.

— Андреас! — его слова покоробили.

Можно подумать, я в чём-то виновата.

— Но ведь ты на свободе, а я здесь, — напомнила хмурому малайонцу.

Слава богу, принесли сидра, нашлось, чем занять руки, а то вся извелась. Слишком уж тяжело смотрел Андреас, сумрачный, будто грозовое облако. И не пил, даже не притронулся к кружке.

— Да, я свободен, — медленно повторил Андреас и сдул прядь с носа. — Милостью Ио. И я хочу тебя забрать. Приезжаю — а она замужем.

— Подожди четыре годика…

— Четыре года? — малайонец рассмеялся, но не весело, а горько. — Скажи ещё, пока галаниец не умрёт. Зачем ты вышла за него?

— Я дала слово, — разве это не очевидно?

Андреас промолчал и отпил-таки из кружки. Мышцы на его лице постепенно разгладились, и я с облегчением вздохнула. Только скандала мне не хватало!

— Ты отдал долг? Открыл гостиницу, как я и предлагала?

Малайонец покачал головой.

— Твоя идея… Прости, Иранэ, но маги таким не занимаются. Это удел второго сословия. Твой муж, он… Словом, исключение. Происхождение сказывается. Мне просто дали деньги.

— Кто? — навострила уши я.

— Неважно, — ушёл от ответа Андреас. — Разумеется, я их отдам, теперь это проще.

— Вижу, процветаешь, — указала на одежду собеседника, на время оставив щекотливую тему.

А в голове крутилось: «Откуда? У него же нет знакомых в Галании, он чужак».

Андреас кивнул и обмолвился: он теперь при месте, маг при одной особе. Ясно, оттуда и деньги. Правда, что за особа, малайонец говорить отказывался. Это настораживало, но, может, договор ещё не подписан, Андреас боится сглазить?

Оказалось, окончательный расчёт с лэрдом Глие произошёл как раз сегодня. Когда я приходила повидать малайонца, он как раз подписывал соответствующие бумаги с бывшим хозяином.

Кивнула, а в голове по-прежнему крутилось: «Откуда деньги?» Вряд ли в Галании развита благотворительность, значит, взял в долг. Тоже у кого, на каких условиях? В счёт жалования? Я же помню, сколько Андреасу полагалось отдать Глие. Плюс издержки за досрочное освобождение, так сказать. Малайонец ведь должен был отработать определённое количество лет.

И лошадь, одежда — ничего этого у Андреаса прежде не наблюдалось.

Хмурясь, поинтересовалась, где же малайонец нашёл такую неподъёмную сумму.

— Часть скопил, часть одолжили. Да какая разница, Иранэ, главное, свобода!

Андреас блаженно вытянул ноги и неторопливо потягивал из кружки. Он уже успокоился, стал вальяжным, умиротворённым. Я же, наоборот, вертелась, как уж на сковородке.

— Насколько уехал твой муж? — неожиданно спросил малайонец.

— А что? — настороженно ответила я