Распутин-1917
Шрифт:
— Где мы найдем нашего русского? — поинтересовался адъютант не столько ради любопытства, сколько для перевода разговора в отвлеченную плоскость.
— Его надо искать там, где сегодня вершатся дела империи, в царском дворце, — запрокинув в рот последние капли алкоголя, Николаи протянул стопку помощнику, кивнув в знак благодарности. — Что насчёт дворцового этикета, господа офицеры? И выбросьте эту газету. Хватит на сегодня дурных известий!
Скомканный в колобок печатный листок, превратившийся в месиво букв и слов, полетел в угол, ударился о край урны и скакнул под шкаф. Уильям Бойс Томпсон посмотрел на свои
— Кого там ещё чёрт принёс? — раздраженно прошипел директор ФРС, отпирая замок.
Лицо банкира, выглянувшее из-за двери не успело вытянуться от удивления и широко открыть глаза, когда чья-то массивная ладонь заслонила собой всё пространство, пребольно впечатавшись в нос так, что лязгнули зубы. Тело директора ФРС легко откатилось на несколько метров, дверь закрылась, а над Уильямом склонилась хорошо знакомая физиономия сибирского мужика со всклокоченной бородой и такой же шевелюрой. “Надо сделать вид, что ни слова не понимаю по-русски, — сверкнула спасительная мысль, — и как-то дать знать полиции…”
— Oh my! Look what the dog dug out! — пророкотал нежданный гость и, хорошо прицелившись, пнул лежащего финансиста. У того спёрло дыхание и появилось непреодолимое желание забраться под шкаф или под кровать. Ужас обуял профессионального банкира больше не от боли, а от осознания, что этот сибирский неграмотный мужик общается с ним на правильном английском, хоть и с неприятным, лающим акцентом, но понятными, сочными, чисто американскими идиомами.
— Какого черта вам надо? — прокряхтел Уильям, пытаясь подняться на ноги.
— Вообще-то, — Распутин слегка прижал банкира коленом, из-за чего тот не смог закончить переход в вертикальное положение и остался стоять в постыдной позе на четвереньках, — придя в гости к ростовщику, полагается просить у него в долг или отсрочку по кредиту. Но у меня сегодня скверное настроение. Будем считать, что я начитался Фёдора нашего Михалыча и явился к вам в образе Раскольникова.
— Спаси… — только и успел крикнуть директор ФРС. Пол с неимоверной скоростью приблизился к лицу, челюсть щёлкнула, прикусив язык, превратив конец фразы в мычание.
— Я не договорил, — невозмутимо продолжил мучитель. — Меня, в отличие от главного героя Достоевского, можно разжалобить, уговорить не доставать топор из широких штанин. Я согласен сохранить вам жизнь и даже какую-то видимость достоинства в обмен на оперативную информацию о контактах на территории России. Меня очень интересуют получатели ваших денег и обещания предоставить таковые, а равно отчеты о расходах на революцию. В частности, на что потрачены сто тысяч долларов, полученные второго января заводчиком Терещенко. С каким результатом? Только не надо говорить, что вы знать не знаете о финансовых операциях петроградского филиала «National City Вank»!
— Но я действительно не знаю их трансакции! — вскричал Томпсон, хлюпая разбитым носом.
— Жаль! — констатировал гость. — Тогда получается, что вы вообще ничего не знаете? Так?
— Так!
— Тогда будем прощаться. Только что созрела историческая необходимость нанести визит вышеупомянутому Терещенко и предложить ему не валять дурака, чтобы не повторить
— Какую судьбу? — живо поинтересовался банкир.
— Трагическую, разумеется! Узнав про эпидемию среди коллег на берегах Гудзона, вы так расстроились, что сиганули из окна своего номера, с четвертого этажа гостиницы “Астория”. Представляете заголовки газет с фотографией вашей физиономии, расплющенной о питерскую мостовую?!
Распутин скорчил рожу, демонстрируя гипотетическую посмертную маску. Томпсон тихо ругнулся и вдруг почувствовал, как тело отрывается от пола, и его волокут к оконному проёму.
— Погодите! — заверещал финансист, — я же не сказал “нет”!
— Но вы и “да”не сказали, — меланхолично заметил гость, отдёргивая тяжелые портьеры.
— Черт с вами! — переплюнул через губу директор ФРС. — Я расскажу всё, что знаю.
— ОК, — Распутин подтянул к своим глазам окровавленное лицо ростовщика, — дам вам шанс на жизнь, но предупреждаю — я тоже кое-что знаю и буду сравнивать свои данные с вашей информацией. Попытка меня надуть моментально аннулирует наше дружеское соглашение. Go ahead, Томпсон! И не кряхтите! Пора сеять разумное, доброе и вечное, а не то дерьмо, что из вас постоянно вываливается. Кому предназначались американские деньги? Кто и на что их тратил? Где хранятся отчеты о произведенных расходах? Соображайте быстро, у меня мало времени!
— Уважаемый Александр Гаврилович! — Сталин говорил мягко, совершая плавные движения, но глаза смотрели зло, упрямо, отчего вся его фигура излучала угрозу. — Во всём этом просто необходимо разобраться. Вот, сами посудите, — он небрежно похлопал ладонью по кипе мелко исписанной бумаги. — Ежемесячные взносы членов партии составляют в среднем рубль и пятьдесят копеек, а сама партия насчитывает 25 тысяч человек. То есть в месяц в кассу поступает максимум 38 тысяч рублей. За два месяца нового 1917 года на жалованье работникам ЦК уже официально потрачено 10 тысяч 135 рублей, на орграсходы и канцелярские — 18 тысяч 922 рубля. Заказали типографию для «Правды» за 225 тысяч рублей, для наладки пришлось купить в рассрочку ротационную машину. Только на её установку потратили 15 тысяч. Ещё купили автомобиль за 6850 рублей, уплатили за помещения 3500 рублей. Купили бумаги на 40 тысяч.(**) Что за волшебство, Александр Гаврилович? Я, конечно, понимаю, что большевикам по плечу любые вершины. Но всё же, хотелось получить какие-то внятные пояснения.
Вислые усы Шляпникова дрожали в свете тусклой лампочки, руки лежали на коленях и безжалостно мяли брючную ткань. Взгляд затравленно бегал от глаз вопрошающего на бумаги и обратно.
— Так ведь всё хорошо! — попытался съехать он на притворном бодрячке, — задание ЦК выполнено. Всё подготовлено для улучшения пропаганды и агитации. К апрелю сможем издавать 17 ежедневных газет общим тиражом 320 тысяч экземпляров. В Петрограде и Москве создана Красная гвардия. К лету она будет насчитывать в Питере — 20 тысяч, в Москве — 10 тысяч бойцов.
— Да, я читал, — кивнул Сталин, — красногвардейцы получат 14 рублей в сутки. Только вооружённый пролетариат будет обходится ежемесячно в 12 миллионов 600 тысяч рублей. И это без стоимости оружия. Поэтому, товарищ Шляпников, — вдруг резко, с кавказским акцентом заговорил Сталин, — не заговаривайте мне зубы, они у меня пока не болят. Откуда взялись деньги?
Шляпников перестал портить штаны, застыл и уставился в окно.
— Вам надо задать этот вопрос заграничному ЦК, — бесцветно ответил он и поёжился.