Распутник
Шрифт:
Скатерти и покрывала расстелили прямо на траве у подножия холма. Миссис Пибоди уселась в самом центре импровизированного застолья, а Патриция – чуть позади нее. В ожидании трапезы гости отправились развлекаться.
Большинство двинулись к вершине холма, чтобы насладиться видом, который, по словам миссис Пибоди, открывался сверху. Правда, сама она не пожелала пойти со всеми. Возглавлял компанию мистер Банкрофт, на одну руку которого опиралась Нэнси, а на другую – Сьюзен. Переливы веселого смеха, словно горные ручейки, стекали к подножию холма. На вершине общество разделилось: часть гостей вернулась вниз, 11 Плененные
Мистер Банкрофт оказался в последней группе, хотя Нэнси, которая решила возглавить экспедицию к руинам, была явно раздосадована этим. Ее суженый удалился вместе с леди Майрон и еще двумя парами.
А Патриция тем временем сидела на расстеленном одеяле, то разворачивая, то складывая тетушкин веер в зависимости от облачности. Если солнышко грело слишком долго, она овевала лицо миссис Пибоди, когда же набегало облачко – укутывала ее плечи шалью. Между делом девушка успевала передавать повеления хозяйки лакеям, которые носили еду. Тетушка требовала сначала, чтобы те не торопились, потом, наоборот, велела слугам пошевеливаться, а не стоять столбом.
Прислуга уже вовсю расставляла многочисленные закуски, способные удовлетворить, наверное, тысяч пять голодных желудков, когда миссис Пибоди решила, что сначала надо сервировать напитки. Ведь после прогулки по этакой жаре всем захочется пить!
– Ступай помогать, девушка, – нетерпеливо потребовала она, обращаясь к Патриции. – Нечего сидеть без толку. Возьми из экипажа корзинку с вином и отнеси Грегори, да скажи ему, чтобы немедленно откупоривал бутылки.
Патриция отправилась исполнять приказание. Но вина было не меньше, чем еды. Во всяком случае, так показалось Патриции, когда она попробовала достать тяжелую корзину из ландо. Весила эта поклажа, должно быть, тонну. Да к тому же корзина была огромной и ужасно неудобной. Просунув ладони под самое дно, девушка ухитрилась сдвинуть ее на самый порог экипажа.
– Послушайте, давайте лучше я, – вдруг раздался сочувствующий голос у нее за плечом. – Эта ноша размером с вас, маленькая леди, и, наверное, вдвое тяжелее, чем вы.
Патриция с благодарностью оглянулась и увидела мистера Уэйра, отца Сьюзен, который торопился к ней, приветливо улыбаясь.
– Спасибо, – улыбнулась она и сделала шаг назад, как только он подхватил корзину. Но груз уже балансировал на краю, и оказалось, что девушка немного поторопилась убрать руки. Мистер Уэйр охнул, Патриция испуганно зажала рот обеими ладонями, а корзина полетела на землю, на лету раскрываясь. Содержимое так и посыпалось со звоном и грохотом.
Наверное, если бы упала лишь одна бутылка, она бы не разбилась, так как пол экипажа был не слишком высок, да и земля была покрыта мягкой травой. Но бутылки и фужеры стукнулись друг о друга и разлетелись великолепным фейерверком из винных брызг и стеклянных искр.
Все разом оглянулись на эту величественную катастрофу. Мистер Уэйр выругался и тут же извинился – то ли за свою несдержанность, то ли за неловкость. Вид у него был, как у провинившейся собаки. Патриция несколько мгновений стояла, прижимая ладони ко рту, после чего принялась убеждать джентльмена, что это вовсе не его вина, что это она слишком рано убрала руки.
И тут подошла миссис Пибоди.
Патриция
– Идиотка! – взвизгнула почтенная дама, надвигаясь на племянницу. – Неповоротливая уродина! И это твоя благодарность за то, что я приняла тебя в свой дом?! Несмотря на то что братец оставил тебя без гроша?! И за то, что я кормлю тебя, одеваю и обращаюсь с тобой, как со своей собственной дочерью?!
– О, послушайте, мэм, – смущенно кашлянув, вмешался мистер Уэйр. – Боюсь, это я виноват…
Все замерли, вмиг позабыв о своих разговорах, словно играли в живые картины.
– Я все видела, – заявила миссис Пибоди. – С вашей стороны это весьма любезно, сударь, но вы вовсе не обязаны защищать эту ленивую потаскушку!
– Тетя! – сдавленным голосом крикнула Патриция, словно ужаленная гадюкой. В голове у нее загудело.
– Молчать! – Ладонь звонко шлепнула по щеке, и разгневанная миссис Пибоди отвернулась от племянницы. – Ну, что теперь со всем этим делать? Грегори, отправляйся в дом немедленно и привези еще вина.
Вдруг почтенная леди вспомнила, кто она и где находится. Любезно улыбнувшись окружающим, она принялась успокаивать гостей и искушать их предстоящими развлечениями и удовольствиями. Она обещала, что вино будет доставлено и сервировано сию же секунду.
– О, послушайте, – тщетно взывал к упитанной спине хозяйки мистер Уэйр. – О, послушайте… – Но что он мог?.. Оставалось лишь беспомощно, моля глазами о прощении, глядеть на Патрицию.
Девушка стояла совершенно ошеломленная, едва ли даже чувствуя, как болит щека. Ее обозвали потаскухой и отвесили оплеуху – публично! И все вокруг смотрели на это и слушали. Все!
Патриция резко развернулась и побежала. Она не думала, куда несут ее ноги и что она станет делать потом. Девушка знала лишь одно: нужно сбежать отсюда, нужно спрятаться… Инстинкт заставил ее направиться к лесу. Но, даже очутившись среди деревьев, она не сумела избавиться от паники. Стараясь уйти подальше от этого постылого дома, она бежала к северу, не обращая внимания на частые стволы и свисающие повсюду ветки, не глядя на хлещущие по лицу и по плечам прутья и торчащие поперек дороги корни. Она слышала, как кто-то рыдает, и не понимала, что это она сама.
И вдруг Патриция вспомнила о руинах. Не об искусственных руинах греческого храма, а о настоящей маленькой разрушенной башенке на берегу реки, внутри которой, вдоль круглых стен, была устроена каменная скамья. Вот где она спрячется на время. Навсегда. Да, она никогда не вернется домой.
Девушка резко остановилась, а потом тихими, осторожными шагами приблизилась к башне. Она подходила со стороны, противоположной входу, так что пришлось обогнуть сооружение.
На скамье сидел мистер Банкрофт, рядом – леди. Патриция даже не видела, кто это такая, пока Банкрофт не поднял голову, видимо, в восторге от поцелуя. Миссис Хантер! Платье было спущено с ее левого плеча до самого пояса. В ладони ее кавалера, словно в чаше, лежала обнаженная грудь.