Расщепленные. Книга 1. Ночной звонок
Шрифт:
Более лаконичного определения Сергею читать не приходилось, особенно от безмерно педантичного начальника экспертной группы, известного в следственных кругах своей любовью к деталям. Все, что в этот раз сумел изобразить на бумаге мастер своего дела, помимо отсутствия самой возможности сделать экспертизу, было «провести судебно-химическое исследование невозможно в связи с недостаточным количеством исследуемого материала». Что это вообще такое? За подобные вещи можно лишиться карьеры, едва ли Максим Игнатьевич этого не понимал.
Дроздов испытал нехорошее ощущение от прочитанного,
Морозов явился после трёх часов дня, и сразу вызвал к себе.
– Какие новости, Серёжа?
– Хорошего мало, Алексей Николаевич. Глухо по всем фронтам.
– Бог с ним, Андреич. Я только что от Петровского, этот шакал уже в курсе. И важно здесь не то, что по ходу ему кто-то сливает, а то, что у нас всего неделя на раскрутку дела. По старой памяти за ним был должок, и я выторговал у него отсрочку.
Генерал-майор, а в прошлом следователь по особо важным делам следственного комитета России Петровский Михаил Степанович был настоящей занозой для многих московских «сыскарей». Любое громкое дело, которое могло дать старт для хорошей карьеры, в обязательном порядке попадало в его цепкие руки.
Такая несправедливость в следственной иерархии не оставляла никаких шансов для повышения престижа того или иного участка и без того непростой работы. И нет ничего удивительного, что потенциально крупные расследования старались сохранить в тайне, но у «важняка» были свои источники.
– Вас понял, начальник и, по-моему, я знаю, кто крыса. Поехали!
– Ух ты, как глазки-то заблестели. Куда хоть путь держим?
– К Швыдко. Обо всем расскажу по дороге.
Швыдко долго юлить не стал, все оказалось до банального простым. Во-первых, он любил деньги, а во-вторых, эта самая любовь однажды вышла ему боком. Несколько лет назад этот гений экспертизы залетел на липовых заключениях, после чего, собственно, и был взят в оборону самим Петровским. Теперь все стало на свои места, весь секрет хваткости «важняка» был раскрыт двумя ударами в живот его подопечному. Морозов был на высоте, а Максим Игнатьевич скулил, как сучка. Дроздов, в свою очередь, выбрал позицию слушателя.
– Ну, и что мы будем с тобой делать, Максимка, твою мать? Не молчи, падла!
– Алексей Николаевич, дорогой, ну пойми ты меня. Что мне оставалось, на нары ведь никто не хочет. Не губи, по гроб жизни обязан буду.
– Да на кой ты мне нужен, обмудок. Ты лучше скажи, что Петровскому напел?
– Мне надо выпить.
– Выпить ему надо, и нам налей тогда. Сергей Андреевич ты будешь, али как?
– Не откажусь, товарищ подполковник.
Швыдко разлил по стаканам и продолжил.
– Алексей Николаевич, Сергей Андреевич, товарищи! По правде сказать, экспертиза не принесла никаких результатов, а вот химическое исследование, мягко говоря, удивляет. Постарайтесь понять: отразить в акте его показатели я не мог, слишком это все шокирующе.
– Меньше слов, Максим. Давай, ближе к сути.
– Хорошо, саму суть. Костные останки действительно
Максим Игнатьевич на мгновение замолчал, перевел дыхание, судорожно сглотнул и, окинув взглядом присутствующих, с плохо скрываемым волнением продолжил.
– Как вам известно, существует всего четыре группы крови. Однако, на самом деле, это не совсем так. Есть такое понятие – «бомбейский феномен». Этот термин применяется к разновидности крови, которая очень похожа на первую группу, но таковой не является. Напомню, что у первой группы крови в эритроцитах нет антигенов или агглютиногенов, но в плазме есть агглютинины a и b. Так вот, у обладателей «бомбейского феномена», помимо a и b агглютинина, есть ещё и третий – h.
– Интересная лекция, но к чему нам эта сенсация?
– К тому, дорогой Алексей Николаевич, что у нашей неизвестной была именно такая группа крови.
– А вот это уже любопытно. Ещё что-нибудь?
– Да, да. Конечно. Вся штука в том, что тут такая же история, как и с первой группой крови, переливать её можно только людям с такой же группой. А процент ее носителей по всему миру весьма незначителен. Соответственно, они все в обязательном порядке являются донорами. Основной контингент это бомбейцы, почему, собственно говоря, феномен так и назвали. Количество таких представителей среди белого населения значительно меньше. Кроме того, я выяснил, что в России таких индивидуумов порядка десяти, и пять из них обитают как раз в нашей столице.
– И что ты из всего этого успел рассказать Петровскому? Хотя можешь не отвечать. Давай, я сам за тебя отвечу. Ты, гнида, рассказал ему все ещё вчера и заключение написал такое, потому что Петровскому это на руку. Так?
– У меня не было другого выхода…
– Выход есть всегда, Максим. Да, видать, не для таких тварей, как ты. Хрен с тобой, живи пока. Но, учти, еще один такой залет, и потом не обессудь.
– Алексей Николаич, прости, Христа ради…
Алексей Николаевич, не прощаясь, направился к выходу. Дальше слушать жалкое нытье этой гниды было выше его сил, еще немного и обязательно «съездил» бы по его фальшивой физиономии, что допускать было никак нельзя. За годы, проведенные на службе, Морозов, в совершенстве овладел умением сдерживать подобные порывы, а в случае с Максимом, почему-то ни один прием не работал.
Морозов и Дроздов покинули здание судмедэкспертизы, чувствую себя вполне удовлетворёнными, хоть и с каким-то неприятным осадком и ощущением досады. В их работе, конечно, встречались подобные кадры, однако до конца принять, что все в нашей стране, да что там, и во всем мире, покупается и продаётся, не могли. Разумеется, они тоже не являлись примером благочестивости и не раз нарушали правила, но потом их изнутри съедало осознание вины. Наверное, эта самая внутренняя борьба их так сблизила. На предательство друг друга они никогда бы не решились.