Рассказ о самых стойких

Локерман Аркадий Александрович

Осторожное это заключение свидетельствует о хорошей наблюдательности и осведомленности уральских специалистов.

Розыскание было поручено аптекарю Гельму и казенной химической лаборатории, которая в Екатеринбурге еще только создавалась. И все же единственный сотрудник двадцатипятилетний Иов Игнатович Варвинский — «из воспитанников Горного корпуса, выпущенных практикантами и отличивших себя перед прочими отменными способностями, хорошими познаниями, похвальным поведением и усердием» — преодолел все трудности и опередил аптекаря.

Интерес к находке был так велик, что известие «об особливых металлических веществах, открытых близ Екатеринбурга», «Новый

магазин Естественной истории, Физики, Химии и Сведений Экономических, издаваемый Иваном Двугубским в Москве, в Университетской типографии» опубликовал еще до окончания исследования в конце 1822 года.

В этом известии Варвинский дал подробную и очень точную характеристику физических и химических свойств металлических зерен, «сообщенных ему для исследования». Свойства явно указывали на то, что на Урале открыты металлы платиновой группы. И все же Варвинский воздержался от окончательного заключения, сославшись на «недостаток орудий и реагенций», необходимых для точного определения. Он заверил, что все относящееся до познания сих металлов сообщено будет по мере производства опытов.

В примечании к статье издатель, профессор Двугубский усерднейше поблагодарил автора и сообщил, что вместе со всеми любителями минералогии нетерпеливо ожидает открытия, которое прославит и обогатит Россию.

Пока любители ожидали, а Варвинский и независимо от него аптекарь Гельм изучали, уральские горняки обнаружили белый металл во многих местах по долинам притоков Нейвы.

Вынужденные кропотливо отбирать белые зерна от золота, они придумали им хорошее применение — в качестве дроби для охотничьих ружей. Свинец-то в магазинах денег стоил!

Сохранился след и еще одного применения. Как сообщил «Горный журнал», какой-то «Невьянец» (вероятно, житель поселка Невьянский завод) скупал белый металл «по 5 коп. за золотник». Он научился его золотить и сбывал «воровское» золото. «Невьянца» ловили, но не поймали, и осталось неизвестным имя этого изобретательного человека, по-видимому самостоятельно открывшего секрет.

Много истратить белого металла на такие применения не успели.

Было опубликовано «Заключение о химическом испытании металлических зерен, кои были отделены при промывке золотоносного песка Хребто-Уральских россыпей, учиненном аптекарем Гельмом», в котором он подтвердил выводы Варвинского.

Вскоре данные уральских специалистов проверили в столице профессор университета Д. Соколов и управляющий лабораторией Горного корпуса В. Любарский, В марте 1823 года «Магазин» Двугубского, а вслед за ним и другие издания сообщили «об открытии платины, иридия, осмия в России».

Сомнений не осталось. Началось ликование!

Подсчитали, что выстрел белым металлом стоит гораздо больше, чем самая крупная дичь!

О важной находке министр финансов доложил царю. Последовало высочайшее повеление всем горным начальникам «стараться о приобретении платины и извлечении оной из песков в казенную и частную выгоду» и срочно специальными курьерами доставлять платину в столицу.

Тут уже рьяно взялись за дело, стали подбирать каждую серебристую крупинку и на казенных, и на частных приисках.

И все же в 1823 году с ранней весны до поздней осени, пока была возможна промывка песков, получили всего два фунта белого металла. Какие уж тут курьеры! К тому же выяснилось, что платины в «белом металле» из россыпей долин Исети, Пышмы, Нейвы значительно меньше, чем осмия и иридия, в которых нужды в России еще не было.

И пришлось главному уральскому горному начальнику уведомить министра, что ликование

началось преждевременно, что во всех известных россыпях «белый металл содержится в столь малом количестве, что заслуживал внимания только по своей новости».

Получилось, что платина вроде бы и есть в России и нет ее.

Было отчего прийти в уныние! И не только тем, кто ожидал от платины доходов. Выявление платины в золотых россыпях Урала, как станет ясно из дальнейшего, очень затруднило решение вопроса, одинаково важного как для теории, так и для практики: как попали в наносный слой драгоценные металлы?

Пока же со всей определенностью стало ясно, что догма о принадлежности россыпей только солнечным странам несправедлива. Скептицизм, привитый веками неудачных поисков, растаял, и многие впали в иную крайность. Например, журнал «Сын отечества» напечатал статью под названием «Где нет золота?», в которой доказывалось, что оно в песках имеется почти везде, надо лишь уметь найти. Внушительно звучала при этом ссылка на известного немецкого профессора Вернера и его последователей-«нептунистов», утверждавших, что зерна драгоценных металлов попали в наносный слой из «минерально-геогностического раствора» первозданного моря. Споры между нептунистами («все из воды!») и плутонистами («все из огненных недр!») к этому времени уже почти завершились и отнюдь не в пользу нептунистов, но открытие россыпей в России неожиданно содействовало восстановлению их популярности, и вот почему. Россыпи на Урале были найдены в Березовском золоторудном районе, вблизи коренных месторождений, и это, казалось бы, должно было укрепить представление о их взаимосвязи, подтвердить слова Ломоносова о том, что россыпи возникают там, «где золотые зерна из рудной жилы каким-нибудь насильством натуры оторвали и меж песком рассеяны».

Однако этого не произошло. Более того, в печати утверждалось, что «представление о происхождении россыпей в результате разрушения окрестных гор, вместе с жилами в оных заключенными, вызывает недоверие, которое у многих горных специалистов по мере накопления данных обратилось уже в совершенное отвержение».

К этому добавлялось, что коль не верна «разрушительная теория», значит, верна противостоящая ей, морская, «созидательная». В качестве важного аргумента указывалось, что ее сторонниками выступают как раз те, кто лучше всего знает дело, рудоискатели-практики. И один из важнейших их аргументов — присутствие платины в золотых россыпях.

В Петербургском минералогическом обществе в начале 1823 года состоялась дискуссия о происхождении россыпей.

Тех, кто разделял представления Ломоносова, возглавил Дмитрий Иванович Соколов — один из самых ярких геологов той поры. Ему, сыну слесаря, повезло: его отец работал в Горном училище. Там обратили внимание на выдающиеся способности мальчика и после внезапной смерти отца помогли допустили к экзаменам в восемь лет вместо установленных двенадцати, а затем зачислили «на полное казенное обеспечение».

Училище Соколов закончил с большой золотой медалью, был оставлен в нем преподавателем — в то время ему было всего-то 17 лет! В дальнейшем он стал профессором Горного института, а с 1822 года и университета. Человек широкого круга интересов, он был близко знаком с Пушкиным и за заслуги в создании словаря русского языка избран почетным членом отделения словесности Академии наук.

Соколов начинал как нептунист, но оставался им недолго и, глубоко проанализировав накопленные данные, стал последователем Ломоносова, Севергина и Геттона — главы школы плутонистов.