Расскажи мне
Шрифт:
– Предположим.
– Она моя тётка по матери. Не родной.
– И какое это имеет отношение к тебе?
– Скажем так: я перестраховалась. Слышала твою фамилию от неё, нуууууу... вы вроде любовники?
Он молчал. Она кивнула.
– Вдруг вы в курсе дел друг друга, а у неё племянница пропала... Я решила, что ей ни к чему знать ... мммм ...о твоих странных способах знакомства с девушками.
Яр хмыкнул.
– А ко мне в дом проситься?
– Я думала, что ты меня в квартире поселишь, а сам - за реку,- попыталась оправдаться.
–
– Алла очень ревнивая, поэтому хоть у кошки и девять жизней, но одной то уже нет. Плюс скелеты.... Одно к одному. Можешь гордиться собой: ты выпотрошил меня всю. Все мои тайны.
– Так уж и все?- он кинул на Марью ехидный взгляд.
– Не скажешь ей, что я у тебя сейчас?
– Мы расстались.
– Аллилуйя!- вырвалось у неё.
– А то: ты и Алла! Немыслимо. После той шикарной блондинки.
– Что ты делала в моём кабинете?- острый проницательный взгляд и колючие интонации в голосе вполне однозначно прочертили границы его гостеприимства.
– Сказал бы сразу: "Туда нельзя". А то: "Осмотрись". Я и осмотрелась. Вот книгу взяла из шкафа. Нельзя было?
Яр долго молчал, а потом изрёк совсем не в тему:
– Я коляску тебе заказал. Завтра привезут.
– Жаль, я хотела второй этаж обследовать.
Поняв, что настроение "поболтать" у хозяина дома пропало окончательно, Маша предпочла оставить их втроём: коньяк, Яр и его задумчивость; разделась в темноте и какое-то время постояла у окна спальни. Полнолуние.
" На небесах печальная луна
Встречается с весёлою зарёю.
Одна горит, другая холодна,
Заря блестит невестой молодою..."
Вспомнила она Пушкина под настроение, навеянное "Барышней-крестьянкой". Стихи в Машиной голове приживались чуть не с первого прочтения, а бабушка была учительницей русского языка и литературы. Зари не было ещё и в помине. Пора спать. Задёрнуты шторы. Комната погрузилась в полную темноту.
***
Яна. Серёгин зашёл в кабинет и взял в руки знакомое фото. Уже не больно. Тут ещё она его любит и принадлежит только ему. Обворожительная Яна. Все головы поворачивались, когда она проходила мимо. Гордая, яркая, талантливая - она превосходно пела и весьма неплохо рисовала. До сих пор папка с её пейзажами, натюрмортами и прозрачными акварелями хранилась в шкафу одной из гостевых комнат. Почему он не избавился от всего, что напоминало о ней? Не затолкал на самую дальнюю полку эту фотографию?
Бокал с коньяком опустел и снова наполнился. Яр опустился в уютное кресло.
Сначала была неистребимая ничем потребностью хоть как-то чувствовать её присутствие рядом. Потом ... потом ...это было своеобразной местью другу, который снова начал появляться здесь. Потом Яр привык. И оставил фото, как дань тем чувствам, которые он испытывал когда-то к этой женщине. Серёгин вспомнил, как она стояла перед ним, сжав кулачки, и повторяла дрожащим голосом:
– Прости, меня, Яр. Прости. Это было какое-то наваждение. Я не устояла. Прости...
Он не смог простить.
Рамка поставлена на место. Пусть стоит. Как предупреждение,
Яр вздохнул и отправился спать, а ноги сами принесли его в спальню. Он разделся, сбросил одежду в кресло и рухнул прямо на одеяло - жарко.
***
Маша слышала шаги, но не смела оглянуться. Кровать с противоположной стороны приняла тяжёлое тело.
Она осторожно повернула голову: "Яр! Голый! На кровати рядом! Спит!"
Надо было срочно что-то делать. "Встать и уйти наверх или в гостиную? Или притихнуть мышкой и сделать вид, что ничего не случилось? А что случилось? Девичья честь не подвергается опасности. А хоть бы и так.... " Стыдно, Маша".
Маруся пошевелилась. Попробовала осторожно спустить ноги на прикроватный круглый коврик. Подтащила к себе костыли. Чёртов гипс стукнул о паркет, когда она начала обходить кровать. "Тише",- приказала себе. Отчего-то стало неловко от того, что голова сама поворачивается в сторону постели. Совсем даже не маленькое тело раскинулось справа. Красивый. Света ночника было достаточно, чтобы найти выход. Тихо прикрылась дверь, и Маша поплелась, стараясь не шуметь к лестнице. Подъём занял целую вечность. Но "умный дом" сразу осветил коридор, как только она ступила на верхнюю ступеньку. Гостевая. Постель застелена.
Маруся спала. Плыла в море, раздвигая перед собой ласковое море. Вода пахла арбузом, а солнце, отражаясь от поверхности воды, слепило глаза, но ей было хорошо. Ещё гребок. Ещё. Маша перевернулась на спину и стала смотреть в небо. Оно было голубое- голубое. А море качает и приговаривает:
– Маша! Маша!.... Маруся, твою мать, ты где?- крик откуда-то издалека.
Мужской тревожный голос буквально выволок Марью из моря. Она вздрогнула. Мало того, что пришлось ждать его ночью, потом оправдываться, потом переться по лестнице наверх, так и утром поспать не даёт!
– Что?!!!!- крикнула недовольно. Но громкость её голоса не шла ни в какое сравнение с его ором
– Машка, ты где?
– Здесь я!!!- ну что пристал?
Пришлось спускаться с постели и кое-как двигаться навстречу, потому что её явно не слышали, тем более из-за закрытой двери.
– Ну чё ты кричишь, Яр?
Недовольное существо с всклокоченными волосами и на костылях двигалось по коридору навстречу Серёгину.
– Ты почему сбежала ?
– Я не привыкла спать с посторонними голыми мужиками в одной постели.
– Я не посторонний,- Яр немного отодвинулся в сторону, давая ей пройти.
– Голый зато,- ворчливо.
– Я всегда сплю голый.
– Ага. Один не сплю?- поддела его Марья.... и, засмотревшись на скалящегося Яра, оступилась костылём мимо ступеньки и покатилась с воплями вниз. Хорошо, что пол гостиной оказался недалеко.
– Машка....- Яр в тревоге опустился рядом. На нём из одежды только чёрные шёлковые штаны от пижамы, золотая цепь на шее и татуировка волка на правом плече.