Рассказы и повести (сборник)
Шрифт:
Через месяц случилось то, что должно было в конце концов обязательно случиться. Меня выгнали с работы.
Мой начальник Лебедев сказал, что у него нет другого выхода, поскольку если он не выгонит меня, то вышестоящий начальник выгонит его. А он, Лебедев, к этому морально не готов.
Я сказал:
— Извините, что я тратил ваши нервы.
Я рассчитывал, что моя покорность смутит Лебедева и он отменит свое решение. Но Лебедев пожал плечом и сказал:
— Каждый человек тратит
По тому, как он говорил со мной, вежливо и остраненно, я увидел, что он уже сбросил меня со счетов. У него уже есть на примете другой переводчик, которому обещано мое место. Может быть, он уже сейчас сидит в раздевалке и ждет, когда я уйду.
Я вышел от Лебедева. Перед его дверью сидела секретарша Роза. Прошлое лето я вывозил ее с семьей на дачу.
— А меня выгнали, — сказал я Розе.
Я мог рассчитывать на то, что Роза бросит все свои дела, выведет всех сотрудников на улицу и они пойдут перед издательством с лозунгами и транспарантами.
— А за что? — спросила Роза.
— За то, что я ничего не делал…
— А…
Организовывать забастовку Роза не побежала. Осталась сидеть на месте.
— А на что ты будешь жить? — спросила она.
— Что-нибудь придумаю…
Роза задумалась. Ее лицо стало сомнамбулическим. Видимо, она мысленно изыскивала средства, на которые бы она существовала, если бы ее выгнали с работы.
Тамара стояла возле плиты и готовила ужин: жарила яичницу с докторской колбасой.
В кухню вошла ее десятилетняя дочь Катя.
— Мне грустно! — воскликнула девочка. Ее голосок прозвучал пронзительно, как крик птицы.
— Это нормально, — объяснила Тамара. — Человеку не может быть только весело. Если это не идиот, конечно.
Катя постояла и ушла.
— Тамара, — сказал я, — одолжи мне денег.
— Я же при тебе купила эти колотырки. Весь аванс ушел. Я сама думала: у кого бы перехватить. Честное слово!
Тамара показала мне искренне вытаращенные глаза.
— Я верю, — сказал я. — Извини, пожалуйста.
В кухне появился ее муж Левка. Он был заспан и одет, как беженец. Он любил спать среди дня.
— Ты чего не раздеваешься? — спросил Левка.
— Я на минуту.
— Зачем ты ее возил? — Левка глядел на меня с брезгливым любопытством.
— Она попросила, я и повез.
— Лева! Ну я же тебе объясняла: мне надо было исключить! — вмешалась Тамара.
— Она же истеричка. В следующий раз она тебя в морг потащит. Тоже поедешь?
— Наверное, — я пожал плечами.
— Зато теперь я спокойна, — сказала Тамара.
— Можно было успокоиться меньшей ценой.
— Это тебе всегда все удается даром, — сказала Тамара. — А я всегда плачу втридорога за все:
— Ты платишь, когда можно и не платить. А почему? Потому что у тебя низкая разрешающая способность мозга.
Тамара внимательно посмотрела на мужа, пытаясь расшифровать сложную формулировку.
— Ты дура, — расшифровал Левка.
— Если бы я была дура, то я не защитила бы докторскую в тридцать пять лет.
— Значит, ты умная дура.
Левка достал начатую бутылку водки.
— Садись с нами, — предложил он.
— Спасибо, — отказался я, потому что каждый день ем яичницу с колбасой.
— Ну, просто выпей.
— Не могу. Мне нельзя.
— А ты всегда делаешь только то, что можно?
— У меня камни.
— Они и не почувствуют.
Левка разлил водку по чайным чашкам. Поднял свою чашку. Ждал.
— Ну?
Когда я чувствую волевой импульс, направленный на меня, я не могу противостоять. Я выпил и потряс головой.
— Может, все-таки сядешь? — предложила Тамара.
— Да нет, — сказал я. — Пойду.
Когда-то, в студенческие времена, я привез из Одессы старый штурвал корабля и приделал его на балконе. С внешней стороны. Моя квартира представлялась мне кораблем, уходящим в открытое море, а сам я — пират с повязкой на глазу. Я прыгал со своего корабля на чужой, бежал, громко топоча по деревянной палубе, — отнимал. Не отдавали — убивал. Ссыпал в карман драгоценности. Целовал красивых аристократок и носил повязку на правом глазу. Я глазом платил за эту вольную жизнь, а может быть, даже надевал повязку на здоровый глаз.
На сегодняшний день мой штурвал потемнел от дождей и засохшей грязи. Рядом с ним стояли пустые бутылки из-под боржома и высокая банка с олифой.
Не снимая пальто, я сел к телефону и набрал номер Лоди.
— У нас все в порядке. Спасибо, — отозвался Лодя. Он решил, что меня беспокоит его семейная жизнь, и благодарил меня за заботу.
— Одолжи мне денег, — сказал я.
— Сколько?
— Сколько есть.
— На сколько?
— На сколько можешь.
Эта неопределенность повергла Лодю в размышление.
— Я могу дать тебе десять рублей на неделю, — предложил Лодя.
— Меня это не устроит.
— А больше у меня нет.
Я молчал. Лодя воспринял мое молчание как недоверие.
— Вообще у меня есть, — признался Лодя. — Но они на срочном вкладе. Если я их оттуда возьму, я потеряю проценты.
Я молчал. Слушал.
— А вообще, если честно, проси у меня все, что хочешь. Я могу сделать тебе выгодный обмен, машину без очереди. А денег я не занимаю. Жадный я до денег.
— Спасибо, — сказал я, имея в виду машину без очереди.