Рассказы из сборника 'Семь гонцов'
Шрифт:
"О ком же?" - спрашивает Ланчеллотти и весело смеется.
"Да обо всех, ваше превосходительство, обо всех, даже о людях самых честных и имеющих безупречную репутацию".
"И о вас тоже, старина?"
"Ну как же, конечно, конечно! Ладно бы говорили только обо мне - я что? последняя спица в колеснице. Так ведь и вас не жалуют, если уж говорить начистоту!
"И меня?" - спрашивает Ланчеллотти с тревогой.
"Да не принимайте вы близко к сердцу, ради бога! Все это гнусная клевета".
"Клевета?
"Хотите знать все как есть?.. Да нет, нет, лучше не портить себе нервы!"
Но его превосходительство Ланчеллотти уже не может успокоиться:
"Давайте, давайте, дорогой Модика, выкладывайте... Имею же я право знать!"
Наконец, уступая его настояниям, Модика решается:
"Знаете, что они имеют наглость утверждать? Знаете? Что вы смутьян, что вы систематически клевещете на главу нашего государства маршала Бальтадзано, что вы..."
"Я? Я? Да я для Бальтадзано жизни не пожалею! Да я каждый вечер на сон грядущий обязательно читаю какую-нибудь выдержку из его сочинений!"
Поглядев на него внимательно, Модика замечает:
"Послушайте, что я вам скажу. Даже если бы так оно и было..."
"Что было?"
"Даже если бы вы действительно назвали Бальтадзано кретином... Да ладно, ладно, будем откровенны, ваше превосходительство, ведь разговор этот останется между нами: вы не заметили, что с некоторых пор наш маршал... ну, как бы это сказать... что он вроде бы уже не такой, как прежде.
Конечно, он еще не совсем впал в детство, но..."
"Да вы что, вы что!
– возмущается Ланчеллотти (а сам думает: "Вот он, шпик, вот он, провокатор.
Как себя выдал!").
– Наоборот! Его последние выступления, на мой взгляд, еще даже лучше - если это вообще возможно - прежних, сильнее, ярче, глубже".
"А эта его, скажем прямо, негативная позиция в отношении планов коренного улучшения, предложенных министром Хименесом? Вы как, ее разделяете?"
"Еще бы! В этом вопросе маршал (здесь он повышает голос, чтобы его услышали и трое проходящих мимо сотрудников министерства) обнаруживает гениальное понимание подлинных проблем нашей страны! Наш великий Бальтадзано - это орел, дорогой мой Модика, Хименес в сравнении с ним... ну, не скажу воробей, но... почти! Наш маршал, дорогой Модика,Ц политический ум, равного которому в этом веке еще не было".
Трое служащих, остановившись, прислушиваются к разговору с огромным интересом. Потом один из них подходит к Модике и протягивает ему газету. Краем глаза Ланчеллотти видит какой-то заголовок, набранный крупным шрифтом.
"Что там такое?" - спрашивает он, заподозрив неладное.
"Да ничего, ничего".
– "Нет, покажите".
Через всю первую страницу тянется шапка: "Решение Национальиой Хунты", а под ней:
"Бальтадзано вынужден покинуть свой пост из-за политических разногласий. Свое временный арест срывает его план побега за границу. Председателем Совета министров провозглашен Хименес".
Ланчеллотти чувствует,
"Но вы, вы, Модика, знали об этом?"
"Я?
– удивленно восклицает тот с сатанинской улыбкой.
– Я? Да что вы, впервые слышу!"
Против воров
После того, как в округе было совершено три ограбления, крупный собственник Фриц Мартелла потерял покой из-за страха перед ворами. Он никому больше не доверяет: ни родным, ни слугам, ни собакам, хотя все они честно стерегут его имущество. Куда спрятать золотые монеты и фамильные драгоценности? Дом - место ненадежное. Рассчитывать на сундук, служивший ему до сих пор вместо сейфа, просто смешно. Хорошенько поразмыслив и не сказав никому ни слова, он выходит однажды ночью из дому, прихватив ларец с драгоценностями и лопату, и направляется в лес, на берег реки. Там он выкапывает глубокую яму и зарывает в ней свой ларец.
Но, вернувшись домой, начинает себя корить: "Вот дурак! Как это я не сообразил, что разрытая земля может вызвать подозрение? Вообще-то в том месте никто не ходит, что вер но, то верно, но как знать, вдруг туда занесет какого-нибудь охотника и он увидит свежераскопанную землю? И вдруг он из любопытства тоже захочет в ней покопаться?" От этих сомнений Мартелла проворочался в постели всю ночь на пролет.
Между тем перед самым рассветом три разбойника в поисках подходящего места, где бы можно было закопать труп ограбленного и зверски убитого ими ювелира, забрели в лес на берегу реки и, к великой своей радости, наткнулись на пятачок, где неизвестно кто и зачем совсем недавно содрал весь дерн. Здесь они впопыхах и зарыли труп ювелира.
На следующую ночь снедаемый беспокойством владелец богатств вновь приходит в лес с лопатой, чтобы забрать свои ценности: надо подыскать для них другой, более надежный тайник.
Но едва он начинает копать, как у него за спиной раздаются шаги. Обернувшись, он видит, что к нему спешит не меньше десятка вооруженных людей, освещающих себе путь фонарями.
"Ни с места!" - приказывают ему.
Мартелла так и застывает с лопатой в руке.
"Что ты здесь делаешь среди ночи?" - спрашивает его начальник полицейского патруля.
"Я? Ничего... я владелец... вот, копаю... я здесь закопал свой ларец..."
"Вот как?
– усмехается полицейский.
– А мы здесь ищем труп убитого! И еще мы ищем его убийц".
"Ни о каком трупе я не знаю. И сюда, повторяю, я пришел за своей вещью..."
Ну что ж, отлично!
– восклицает начальник патруля.
– В таком случае ты можешь продолжать.
Копай, копай! А мы посмотрим, то ты там выкопаешь".
Против любви
Теперь, когда он уехал и больше уже не вернется, когда он исчез, вычеркнут из жизни и словно бы умер, ей, Ирэне, остается призвать на помощь все мужество, какое только можно просить у бога, и вырвать эту несчастную любовь из своего сердца с корнем. Ирэна всегда была сильной девушкой, сильной будет она и теперь.