Рассказы мичмана Ильина
Шрифт:
С первых же дней пребывания в тюрьме я принялся за изучение английского языка. Оказалось, что для этой цели может пригодиться даже евангелие. От нечего делать я стал просматривать его и, зная соответствующий русский текст, догадывался о смысле отдельных слов и старался запомнить их значение.
В тюремной библиотеке не было англо-русского словаря. Поэтому я взял англо-французский словарь и, пользуясь относительно лучшим знанием французского языка, с помощью этого словаря постепенно стал читать английские книги.
XV
Шел обычный для Лондона дождь. На улицах кипело лихорадочное движение.
Невольно мне вспомнилось начало поэмы Валерия Брюсова "Конь блед":
Улица была -- как буря. Толпы проходили,
Словно их преследовал неотвратимый Рок.
Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,
Был неисчерпаем яростный людской поток.
В одной из комнат адмиралтейства меня уже ждал тот самый морской офицер, который служил переводчиком во время допросов в адмиралтействе и "Скотланд-ярде". Рядом с ним за столом сидел другой моряк, полный, слегка обрюзглый брюнет с густыми усами и острой, аккуратно подстриженной черной бородкой. Он отрекомендовался бывшим морским представителем Англии в штабе Черноморского флота. С оттенком хвастовства поведал, что всю империалистическую войну и первые месяцы революции провел в Севастополе.
На этот раз английские офицеры предложили мне сесть за стол и подвергли перекрестному допросу насчет теоретических основ коммунизма. Их в особенности интересовала наша экономическая и политическая концепция. Затем они сообщили мне удручающую новость о гибели Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Далее информировали меня о высадке союзного десанта в Одессе. Я обо всем этом ничего не знал, так как за отсутствием валюты был лишен возможности покупать газеты. Англичане предложили обменять на английскую валюту находившиеся при мне и отобранные в тюремной конторе шесть царских десятирублевок. Кроме них у меня было еще несколько штук квадратных "керенок" сорока -- и двадцатирублевого достоинства. Но от обмена этих ассигнаций английские офицеры с улыбкой отказались.
У меня оказалось около трех фунтов стерлингов. Я прежде всего поспешил обзавестись бельем. Во время очередного обхода тюремщиков с предложением "заявлении" выписал себе две фланелевые рубашки, двое кальсон и две пары шерстяных носков. Эти покупки стоили дорого: около двух фунтов. Кроме того, я купил себе четыре маленьких дешевых словаря братьев Гарнье в красных коленкоровых переплетах: англо-русский, русско-английский, франко-русский и русско-французский. После всех этих приобретений у меня осталось меньше фунта. На них я стал ежедневно покупать газеты.
В то время все английские газеты питались информацией о Советской России через своих рижских и гельсингфсрских корреспондентов, главным осведомителем которых являлась белогвардейская эмиграция. На страницах буржуазной печати безраздельно царила самая фантастическая клевета. Каждый день я натыкался на какие-нибудь сногсшибательные новости. То вдруг узнавал, что на улицах Москвы китайцы продают человеческое мясо. То вдруг сообщалось, что смертность в России возросла до таких размеров, что не хватает дерева для гробов. Красная Армия неизменно изображалась как сброд китайцев и латышей.
Все статьи и заметки, касавшиеся Советской России, я заботливо вырезал. Из них составился весьма пахучий букет. К сожалению, при моем возвращении в Россию эта моя богатая коллекция была отобрана англичанами на основании закона военного времени, носившего по своим начальным буквам название "ДОРА" и воспрещавшего вывоз из Англии печатных произведений.
Но в чтении даже таких газет была известная польза. Они помогали мне довольно хорошо ориентироваться в международных событиях, и в частности в развитии версальских мирных переговоров, которые тогда как раз начались.
В английском парламенте часто ставился и обсуждался русский вопрос. Сторонники решительной антисоветской интервенции открыто выражали недовольство половинчатой политикой Ллойд-Джорджа. Они настаивали на свержении Советской власти путем отправки в Россию многочисленных армий. Но Ллойд-Джордж, считаясь с настроением утомленных войной народных масс и опасаясь рабочих, среди которых с каждым днем росли симпатии к Стране Советов, оправдывал политику своего кабинета. Помню, однажды, отбивая нападки консерваторов, он, ссылаясь на пример Наполеона, заявил:
– - Россия -- это страна, в которую легко войти, но из которой трудно выйти.
Нередко правительству предъявлялся запрос: "Какова судьба английских офицеров, находящихся в руках большевиков?" Однажды товарищ министра иностранных дел Эмери, отвечая на это, заявил, что английское правительство через посредство датского Красного Креста ведет переговоры с Советским правительством относительно обмена этих офицеров на русских большевиков, находящихся в Англии. Я понял, что данное заявление, между прочим, относится и ко мне, а потому с нетерпением ожидал скорейшего конца переговоров.