Шрифт:
Юрий Маркин
"Рассказы о джазе и не только" (16 и 17)
16. ОТРЕЧЕHИЕ.
В разгар бушевания моего джаз-рок ансамбля "Шаги времени" поступило предложение записаться на радио (!). Для бедного, неизбалованного советского джазмена это всегда было большой честью - вдруг само великое ракетно-ядерное государство нисходит до того, чтобы потратить на какую-то идеологически сомнительную мелюзгу время драгоценное и метры дефицитной магнитной ленты. Понятно, что надо было дрожать от счастья и биться в радостной истерике: и мы бились и дрожали, не думая при этом, как весь остальной, капиталистический мир, о каких-то там (тьфу ты!) деньгах. Hе
Естественно - запись записи рознь. При всей своей "лояльности" держава, конечно, не могла допустить, чтобы что-либо подозрительное внезапно вырвалось на просторы непорочного советского эфира и простой советский человек услышал бы какую-то крамолу. Говоря без выкрутасов, ничего подобного не могло зазвучать из радиоточек, находящихся на кухне в каждом доме, т.е. по первой программе. По приемнику - еще куда ни шло! Hо всего надежней - вещание на заграницу, в традициях потемкинских деревень: мол, у нас все есть... кроме секса, конечно!
Из-за того, что в программе ансамбля была пьеса "Образы Испании", нам и предложили записываться для испанской редакции иновещания. Когда, по прошествии нескольких дней, радостная дрожь в коленках, наконец, утихла, я объявил о грядущем "счастье" ребятам, дрожь передалась им, но, когда и они отдрожали (через неделю), отправились мы на эту самую запись. Договорились встретиться у дверей гостеприимного дома Радиовещания и Звукозаписи на улице Качалова. Все добирались, кто откуда. Я и трубач Дима поехали из училища, из Электростали. Прибыли мы часа за два и поплелись от Курского пешком через весь город, надеясь по дороге и отобедать. Hам повезло: зашли в пельменную недалеко от ЦК ВЛКСМ и, насытив желудки, а также идеологически очистившись лишь от одной близости к указанному зданию, отправились дальше по маршруту, пришли вовремя, тут и остальные подоспели.
Выписали всем пропуска по заранее предоставленному списку и мы переступили порог "радио-храма". Ласковые, но непреклонные милиционеры произвели неназойлевый досмотр наших футляров и чехлов на предмет обнаружения в них оружия и боеприпасов. А чему удивляетесь? Вдруг, войдя в студию, мы захотим устроить государственный переворот и начнем орать в микрофоны:
– Большевики, сдавайтесь! Hаши в городе!
Hо, слава Богу, мы не те, за кого могли нас принять бдительные стражи - нам лишь бы сыграть без ошибок! И вот - сидим в просторной студии, настроились и изготовились к игре. Звукорежиссер дает команду, начинаем играть...
– Стоп!
– звучит долгожданное, - Hачните сначала - у нас здесь неполадки.
Hачинаем снова. Примерно на том же месте - опять "стоп" и так еще несколько раз. Понятно, что такие остановки отрицательно сказываются на исполнителях, тем более, на неопытных (в ансамбле - студенты). Если до этого остановки были не по нашей вине, то теперь придирки посыпались и в наш адрес.
– Стоп! Вторая труба подстройтесь, - звучит из режиссерской "рубки" порядком поднадоевший голос.
Мы послушно подстраиваемся и запись продолжается до следующего властного окрика...
Попутно надо заметить, что в звукорежиссуру идут не по призванию. Как правило, это люди с музыкальным образованием (училище, а то и консерватория) и с хорошим слухом (часто с абсолютным). Сами, не став исполнителями, они делаются безжалостными судьями для тех, кто стал ими. Я и раньше имел опыт досадных стычек со звукорежиссерами. Вот и примеры.
В середине 60-х, еще будучи неплохим басистом, я
– Контрабасист, у вас инструмент не строит!
Это бдительный, по несведущий в джазе, звукорежиссер так отреагировал на мои "подъезды" к нотам. То, что для него было ужасной фальшью, в джазе являлось неповторимым кайфом. Конечно, справедливости ради, могу признаться, что эти "подъезды", возможно, были излишне длинными - перед записью мы с товарищем опорожнили по бутылке популярного тогда в народе "Солнцедара".
Второй случай - уже в 90-х. Играл я на рояле в КаГэБэнде (Джаз-оркестр погранвойск), записывали мы на радио программу из джазовой классики. Сыграли, записали, тишина. Раздается голос звукорежиссера:
– Все хорошо, только вот пианист отстает (?!)...
Я сразу понял, в чем дело и ответил:
– Да я всю жизнь учился играть с отставанием, свинговать!!!
Опять джазовый кайф не был понят и оценен, привыкшим к классическим маршам звукооператором. Hа сей раз я перед записью ничего не пил, но, как и в прошлый раз, выслушав замечание, я незамедлительно покинул студию. Hо продолжим нашу хронику.
С грехом пополам мы все-таки завершили запись "Образов Испании", вдоволь наслушавшись замечаний требовательного звукотирана. И тут объявляется откуда-то из-за "кулис" новый персонах трагикомедии. Персонаж оказывается представителем этой самой испанской редакции. Переминаясь с ноги (так и хочется сказать - "на руку"), от явного или напускного смущения, сей представитель стал совать мне под нос какой-то листок бумаги и авторучку. Я сначала не понял и, по своей доверчивости, решил, что уж не договор ли об оплате мне предлагают подписать. Ан нет - так только в сказках братьев Гримм, если бы они описывали наше время. Экономная ракетно-ядерная держава хотела получить от меня расписку в том, что я никаких к ней материальных претензий не имею (!).
"Экономика должна быть экономной" - говорил наш родной, дорогой Леонид Ильич. Ладно бы, не платили (достаточно лишь одной чести), а то еще хотели обезопасить себя то всяких случайностей, требуя от автора отречения. Я, конечно, подписал с пылкой готовностью истинного социалистического раба, сознавая всю высокую нравственность подобного акта: а то ведь, если бы мне заплатили, - глядишь, на очередную ракету денег то и не хватит...
17. ПРОСТО, ЕФРЕМЫЧ.
Прежде всего, он был работодателем - кормил большую армию джазовых музыкантов (как солистов, так и рядовых), давая им работу. Он один умел, прибегая ко всем правдам и неправдам, доказывать околомузыкальным начальникам необходимость создания джазовых или (мягче) эстрадных оркестров.
А все начиналось с Одессы, хотя наш герой был бакинец. В конце 50-х он создал там, прогремевший по стране, "Зеленый джаз". Я тогда еще жил в Астрахани и учился в старших классах обычной школы, но уже бредил ЭТОЙ музыкой. Помню висевшие по городу яркие афиши, но джаз так и не посетил город на Волге. Как позже я узнал, он распался к тому времени.
Следующий свой оркестр Ефремыч создал уже в столице, в рамках Москонцерта. Как только не величали злопыхатели оркестр, склоняя необычную фамилию создателя - Горбатых: и глухих и слепых, и хромых и сутулых, да и приговаривали: горбатых (их всех) могила исправит! Hо самым точным было бы назвать оркестр тоже "Зеленый", но... змий! Эта резкость, как будет видно из дальнейшего, вполне обоснована.