Рассказы о литературе
Шрифт:
— Почему же это, Валюн, вы вдруг захотели стать Дюмапером? — спросил Ильф.
— Потому, Илюша, что уже давно пора открыть мастерскую советского романа, — ответил Катаев. — Я буду Дюма-отцом, а вы будете моими «неграми». Я вам буду давать темы, вы будете писать романы, а я их потом буду править. Пройдусь раза два по вашим рукописям рукой мастера — и готово! как Дюмапер. Ну? Кто желает? Только помните, я собираюсь держать вас в черном теле.
И он сразу перешел от шуток к делу.
— Есть отличная тема, — сказал Катаев. — Стулья. Представьте себе, в одном из стульев запрятаны
Катаев бросил эту блестящую идею и ушел по своим делам, может быть даже позабыв об этом полушутливом раз говоре.
Но Ильф и Петров о нем не забыли.
— Ну что, будем писать? — спросил Петров.
— Что ж, можно попробовать, — ответил Ильф. — Мне понравилось про эти стулья.
И они засели за работу.
Мы тут ничего не выдумали. Так оно все и было: об этом рассказал много лет спустя сам Евгений Петров.
Сперва Ильф и Петров честно пытались следовать той сюжетной схеме, которую предложил им Катаев и которая, как вы уже знаете, была заимствована у Конан Дойла из его «Шести Наполеонов».
Но тут произошло нечто неожиданное.
В роман вдруг нахальной толпой хлынули разные незапланированные персонажи: вдова Грицацуева, людоедка Эллочка, инженер Щукин, голубой воришка Альхен, Авессалом Изнуренков, нэпман Кислярский, незадачливый стихотворец Никифор Ляпис и еще многие-многие персонажи, выхваченные авторами из окружающей их жизни.
Неожиданно для себя Ильф и Петров вдруг стали подробно описывать и пуск первого трамвая в Старгороде, и редакционный быт газеты «Станок», в которой легко угадывался так хорошо им знакомый «Гудок», и шахматный сеанс в Васюках, и нелепое трюкачество режиссера Ник. Сестрина...
Евгений Петров потом признавался:
— В наши два романа мы вогнали столько наблюдений, мыслей и выдумки, что хватило бы еще на десять книг. Такие уж мы неэкономные...
Безо всех этих наблюдений и мыслей, без этой безудержной, «неэкономной» выдумки тот авантюрный, приключенческий, конан-дойловский сюжет, который подкинул своим «неграм» Катаев, не только вполне мог обойтись. Он без них даже выиграл бы: ведь от приключенческого сюжета требуется стремительность, геометрическая четкость, полная подчиненность действия раскрытию тайны, которая служит главной приманкой читательского интереса. А здесь мы порою даже забываем об этой интригующей тайне, о бриллиантах мадам Петуховой, запрятанных в одном из двенадцати стульев. Мы не только увлечены пестрой, веселой картиной жизни, но и как бы сами участвуем в ней. Детективный сюжет, который в «Шести Наполеонах» был главной целью, приманкой и существом рассказа, в «Двенадцати стульях» оказывается не более чем поводом для веселых и грустных размышлений о жизни.
Меткий и точный взгляд Ильфа и Петрова, их острый, язвительный ум, их наблюдательность и интерес к жизни помешали им добросовестно осуществить замысел новоявленного Дюма- пера. Но эти же качества помогли им написать великолепную, яркую, самобытную книгу.
Впрочем, сами они этого пока еще не знали. Закончив работу, они очень смутно представляли себе, что у них получилось:
«Мы никак не могли себе представить, хорошо мы
Но он прочел рукопись и очень серьезно сказал:
— Вы знаете, мне понравилось то, что вы написали. По-моему, вы совершенно сложившиеся писатели.
— А как же рука мастера? — спросил Ильф.
— Не прибедняйтесь, Илюша. Обойдетесь и без Дюма-пера. Продолжайте писать сами...»
Так погибла прекрасная мечта Валентина Катаева стать советским Дюма-отцом.
Хороших «негров» из Ильфа и Петрова не вышло. Зато вышло нечто лучшее: в литературе появились два талантливых, оригинальных писателя.
«Двенадцать стульев» уже почти ничем не напоминают свою литературную предшественницу — новеллу Конан Дойла «Шесть Наполеонов». Тут перед нами разворачивается не только другая жизнь, с другими героями, живущими в другой стране и в другую историческую эпоху. Перед нами разворачивается уже в полном смысле этого слова совсем другой сюжет.
Но кто сделал его другим?
— как это кто? — наверняка удивитесь вы такому странному вопросу. — Ясное дело: Ильф и Петров!
Однако не торопитесь с окончательными выводами. То, что спешить с ними не нужно, мы испытали на собственном опыте.
Однажды мы спорили друг с другом как раз на эту тему и кто-то из нас произнес примерно такую фразу:
— Когда Ильф и Петров полностью перекроили на свой лад сюжет Конан Дойла...
Но договорить не удалось. Вдруг в нашей комнате, где, кроме нас, никого не было, раздался иронический голос:
— Спокойно! Командовать парадом буду я!
И перед нами возник удивительно знакомый человек с плечами атлета и медальным профилем. В руках он держал желтую канцелярскую папку с ботиночными тесемками.
— Что вы хотите этим сказать? — ошарашено спросили мы.
Он усмехнулся:
— Только то, молодые люди, что сюжет перекраивали вовсе не Ильф и Петров.
— А кто же?!
— Я! — невозмутимо ответил наш гость и без приглашения опустился в кресло.
Мы растерянно молчали.
— Только давайте без эксцессов! — предупредил он, заметив наше подавленное состояние. — Вы не будете размахивать руками, хвататься за голову и падать в обморок.
Но тут уже мы сумели взять себя в руки.
— Уважаемый Остап Ибрагимович! — спокойно ответили мы. — Нам не только нет причины падать в обморок, нам даже и спорить-то с вами не о чем. То, что вы говорите, просто смешно! Ведь вы, так сказать, вымысел... Плод фантазии... Если бы не Ильф и Петров, вас бы вообще на свете не было...
Великий комбинатор положил свою папку на стол и, медленно развязывая ее ботиночные тесемки, сказал:
— Ну что ж, приступим. Господа присяжные заседатели! В качестве свидетелей вызываются авторы романа — Илья Арнольдович Ильф и Евгений Петрович Петров. В моем распоряжении имеются их письменные показания, подлинные и неоспоримые. Свидетели сообщают о крупной ссоре, которая возникла между ними по следующему поводу: убить ли героя романа «Двенадцать стульев» Остапа Бендера или оставить в живых?