Рассказы о любви

Гаинут Ольга Геннадьевна

Не сразу поверив лучезарному прозрению, они подошли к окну, обнялись. «Старый сосед» шептал ласковые, добрые слова. А из ближайшего открытого окна рвалась в мир песня Высоцкого:

Я поля влюблённым постелю,

Пусть поют во сне и наяву.

Я дышу и, значит, я люблю.

Я люблю и, значит, я живу.

ПОЛИНА

Фёдоровна и Петровна – закадычные подруги.

Их дружбе без малого 50 лет, и их дома – соседние. Фёдоровна живёт в своей двухкомнатной квартире вместе с дочерью сорока лет и внучкой, которой уже девятнадцать. Но они находятся в абсолютно враждебных отношениях: не разговаривают, питаются отдельно, продукты покупают сами себе и хранят их врозь.

Уже пять последних лет, после своего восьмидесятилетия, Фёдоровна почти не может ходить. Поэтому продукты ей покупает и приносит домой Петровна, как-никак, она на десять лет моложе, ей всего 75.

Частенько утро для Петровны начинается со звонка Фёдоровны, которая очень любит поговорить, но со стенами, за которыми сидят дочь и внучка, не очень удобно, ещё подумают, что ума лишилась:

– Подруженька, что будешь готовить сегодня?

– Да вот всё купила на «рыбу в шубе», сейчас отварю картошечку со свёклой, открою новую банку майонеза и займусь селёдочкой. Полину побалую. Она так много работает, что про еду иногда забывает.

У Федоровны даже мутнеет в глазах от желания попробовать это.

– Ты уж принеси мне немножко, ты же знаешь, что это моё самое любимое блюдо.

И так чуть не каждый день, с той лишь разницей, что селёдка меняется на окрошку или курочку. И все блюда – самые любимые. Если Фёдоровне изменяют ноги, то аппетит остался ей верным.

Как-то зимним вечерком Петровна звонит подруге и выражает желание прогулять её по морозцу. Та в восторге:

– Ты ж моя ясная! Я уже два месяца не выходила на улицу! Как же я соскучилась по свежему воздуху! Сей же час оденусь потеплее и спущусь, чего бы мне это ни стоило!

И вот они тихонько, шажок за шажочком, идут по улице, поддерживая друг друга.

– Слушай, Петровна, что я надумала, – начинает Фёдоровна, а в голосе и неуверенность, и сомнение. – Я же вижу, как тебе не сладко возиться со мной. Пенсия у меня хорошая. Уйду-ка я в дом престарелых! Там за мои деньги будет мне уход и питание, чем плохо! Да и дочь с внучкой вздохнут свободнее. Они уж ждут, не дождутся остаться без меня в квартире.

– Ну, подруга, я буду думать. А пока смотри, какой снежок кружится! Да и мы с тобой ещё ого-го! Помирать нам рановато!

На другой день Петровна пришла домой к подруге серьёзная и озабоченная.

– Я всю ночь думала, и вот такой мой ответ, – она переводит дыхание. – Давай-ка мы вместе переберёмся в тот дом престарелых. Во-первых, куда мы друг без дружки, а во-вторых, надо мне оставить Полину одну в квартире, – Петровна ловит удивлённый взгляд подруги. – Пойми, ей уже 25 лет, никакой личной жизни у неё нет. И не будет, пока я с ней в этой однокомнатной квартире, это я точно знаю! Девушке нужна хоть какая-то степень свободы. А вдвоём нам с тобой не будет там хуже, я так думаю.

Ты вспомни, как

я её родила в 50-то лет! – улыбается воспоминаниям Петровна. – Все врачи в штыки! Опасно, рискованно! А то не понимали, что я на крыльях счастья, и нет мне преград! Я думала родить её на радость. Так и вышло! Это моя умница! Но вот теперь я понимаю, что должна устраниться и не мешать ей. Давай договоримся не рассказывать Полине того, что я сейчас поведала. Будем стоять на своём и всё тут! Жаль, что муж не дожил и не увидел, какая ягодка стала Полина! – в голосе Петровны нотки гордости за дочь, смешанные с печалью о муже.

Эти слова болью отозвались в Фёдоровне, у неё-то ситуация совсем иная:

– Наверно, хорошо, что мой Иван погиб, когда дочери было 15, иначе бы не вынес того, что у нас теперь. О-хо-хо, тяжело мне!

Полина, услышав слова матери о доме престарелых, не знала, смеяться или плакать. Ни одной клеткой своего существа она не могла этого допустить.

– Мамуля, когда это нам было тесно вместе? Мне всегда будет хорошо с тобой!

Петровна, убеждённая в том, что действует для счастья дочери, была неумолима, делая упор на Фёдоровну.

– Дочка, ну ты же посуди, как я брошу на произвол судьбы свою давнюю подругу! Ну, кому она там будет нужна? – убеждает дочку Петровна. – Ты же у меня девочка душевная! Видишь, как жизнь закрутила. Но мы же будем видеться, общаться. Ты не бери в голову!

Полина была так расстроена, что пыталась найти поддержку у сослуживцев. Кто-то подмигивал и советовал на радостях собрать вечеринку. Этих она от возмущения даже не удостоила ответом. Другие вполне допускали такой вариант и убеждали её, что маме действительно не будет хуже. Кто-то завидовал: одна в квартире!

Таким образом, вся контора оказалась вовлеченной в эти разговоры.

В тот первый день без мамы Полина не могла найти себе места. Она буквально физически страдала! Но, навестив на второй же день, немного успокоилась: подруги разместились в одной комнате, где было уютно, почти, как дома. Висела программа активного досуга.

Тем не менее, Полина не перестала страдать. И хоть она гордилась своей мамой, её верностью подруге, чувство вины не покидало её, и душевное спокойствие не приходило. Прошли уже месяцы, а боль не оставляла. Она ходила на работу, смотрела передачи по телевизору, посещала фитнес центр, а боль была с ней.

Примерно в то время в соседний отдел устроился на работу новый сотрудник по имени Николай. Он был среднего роста, с копной светлых волос, с глазами серьёзными, но добрыми. И пошла о нём молва из отдела в отдел, поскольку он сразу проявился, как дельный, знающий сотрудник. Правильно мыслил, принимал достойные решения, при необходимости разруливал трудные ситуации. И при этом не зазнавался, не ставил себя выше других. Был вежлив, спокоен. И скоро стал любимцем в коллективе.

Но было одно «но»: в 30 лет он не был женат. Это было его осознанное решение, о котором он никому не рассказывал.