Рассказы о прежней жизни
Шрифт:
А наш Семен Разгоняев хлопнул этого товарища по плечу и говорит:
— Ну-ка, друг, отмочи еще что-нибудь. А то скучно стоять.
Товарищ кивнул — дескать, сейчас устроим, — сложил ладони рупором и крикнул:
— А судьи кто?
— Внимание, товарищи болельщики! — сказала судья-комментатор. — Просим извинения — мы забыли представить арбитров сегодняшнего матча. Встречу судят такой-то и такой-то. Оба — всесоюзная категория, город Челябинск.
Вокруг, конечно, опять хохот, А Семен Разгоняев говорит:
— Молоток!.. Ты давай, время от времени корректируй
На поле, между тем, заварилась каша. Возле наших порот. Два защитника лежали, задрав кверху коньки, вратарь растопырил в панике руки и ноги, а перед ним образовалась прямо куча мала.
— Кишкин! — закричал товарищ в кепочке. — Сдвигай ворота, осел! Больше делать нечего!
В ту же секунду шайба затрепыхала в сетке и одновременно раздался свисток судьи. Оказывается, наш голкипер Кишкин под шумок успел казенной частью сдвинуть ворота.
Шайбу не засчитали.
Но ихние игроки после этого ожесточились и применили силовую борьбу по всему полю, валяя наших хоккеистов, как первоклашек. Центральный нападающий сделал хитрый финт, защитники провалились, и он неожиданно выскочил один на один с Кишкиным. Защитники гнались за ним в метрах десяти.
— Все! — сказал Семен Разгоняев, хватаясь за уши. — Сейчас слопаем!
Тогда товарищ в кепке весь напрягся и страшным голосом закричал:
— Капуста, падай!!!
И тут заслуженный мастер спорта, ветеран отечественного хоккея, знаменитый Капустин, которого другой раз не могли свалить и трое защитников, вдруг упал. Па ровном месте. Он упал, со скоростью торпеды пролетел мимо ворот и так саданулся головой в борт, что на световом табло мигнули и погасли названия команд.
Стадион взревел. А стоявшие впереди нас два посторонних гражданина повернулись и стали нехорошими глазами смотреть на кричавшего товарища. Видать, они болели за противоположную команду, и такой вариант их не устраивал.
— Ну, чо уставились? — спросил Семен. — Не узнали, да? Труха ваш Капустин. На пенсию ему пора.
После этого случая наши приободрились и повели наступление. И скоро ситуация повторилась в обратном порядке. Слава Хамкайкин перехватил пас и вырвался один на один с ихним вратарем. Болельщики затаили дыхание. А товарищ в кепке, точно рассчитав момент, крикнул:
— Зайчковский! Уходи из ворот!
И — дикая вещь! — мы глазам своим не поверили — Зайчковский вдруг сбросил рукавицы и поехал для чего-то в левый угол поля! Шайба, правда, ударилась в рукавицу и переменила направление, но ее добил набежавший защитник Буглов.
Господи!.. Что тут началось! Мы чуть не передавили друг друга от восторга.
Но два посторонних гражданина опять повернулись, и один из них сквозь зубы произнес:
— А ну, крикни еще, сволота! Крикни попробуй — и с ходу получишь!
Однако товарищ в кепочке, увлеченный сражением, не расслышал, что ли, этих слов и крикнул. И, конечно, получил. С ходу.
Больше он уже не кричал. Как его ни уговаривали. Только мотал головой и зажимал рот перчаткой. Особенно наседал на товарища Разгоняев.
— Ну, крикни «судью на мыло», —
Но все было зря.
— Слушай, а мысленно ты не можешь? — спросили его.
Товарищ отнял ото рта перчатку, осторожно — чтобы не запачкать соседей — выплюнул два зуба и сказал:
— Мысленно у меня пока не получается.
В результате наша команда проиграла с крупным счетом: 2: 13.
Обозленный Семен Разгоняев хотел добавить этому несговорчивому типу, но мы его остановили.
И вот теперь я думаю: почему мы тогда сразу не заступились за товарища в кепочке? Что такое могло нас удержать? Ведь кричал-то он в нашу пользу.
Но еще больше тревожит другое: вдруг у него это дело мысленно начнет получаться, Хорошо, если он останется поклонником своей команды. А ну как его в городе чем обидят! Квартиру, например, не дадут. Или какой-нибудь горячий болельщик, вроде Семена Разгоняева, на стадионе добавит.
Что тогда будет?..
Вообразить жутко!..
ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ОДИН ГЕНЕРАЛ ДВУХ МУЖИКОВ НЕ СМОГ ПРОКОРМИТЬ
Жил-был на свете генерал — из молодых, да ранний. Служил он по инженерному ведомству — и до генеральского чина дошел исключительно благодаря способностям. Шутка ли: две академии закончил, докторскую диссертацию защитил. Большой то есть образованности был человек. Но — легковесный. С идеями. Со своими подчиненными за ручку здоровался, ко всем, без исключения, обязательно на «вы» обращался. «Вы, — скажет бывало, — рядовой такой-то, позвольте вам заметить…» Это рядовому-то! — «позвольте вам заметить».
И вот из-за легкомыслия попал этот генерал в нелепую историю.
Понадобилось ему собственную генеральскую квартиру отремонтировать: потолки там побелить, зашпаклевать кой-чего, панели покрасить, обои переклеить. Поделился он этой своей заботой с адъютантом капитаном Хверапонтовым. Хверапонтов, наоборот, старый был служака, в традициях воспитанный. Он всяких генералов за свой век насмотрелся, привык мысли ихние на лету подхватывать. Достал он туг же блокнотик, очки железные на носу укрепил, черканул раз-другой карандашиком и докладывает:
— На это дело, товарищ генерал, потребуется ровно четыре человека. Разрешите, завтра я занаряжу сержанта Головко с тремя орлами — они вам за сугки квартирку обделают, как яичко.
Генерал вспыхнул аж весь, услышав такие слова.
— Что вы, Иван Прохорович! — говорит. — Я с вами не преднамеренно поделился, а по-человечески. Зачем же вы так? Ни в коем случае не делайте этого! Я не позволю! Вам мои принципы должны быть известны.
А он, правда, принципы на этот счет имел, и крепко зa них держался. Он даже собственного шофера строго по расписанию использовал: на службу уехать — со службы возвратиться. А чтобы, как иные, на рыбалку с ним в воскресенье отправиться или откомандировать его в распоряжение генеральши — боже упаси. Этот шофер, между прочим, пока у него служил, кандидатский минимум успел сдать и два иностранных языка изучил.