Рассказы о Суворове и русских солдатах
Шрифт:
Адъютант долго ходил, расспрашивал, выяснял, однако без толку. Одни говорят - апшеронцы, другие - азовцы. "Гренадеры Багратиона", - утверждают третьи. "Нет, казаки Грекова", - доказывают четвертые. Обходит суворовский посланец войска, никак не добьется истины. Все были на перевале.
И вдруг адъютанта окликнул какой-то солдат:
– Хочешь знать без ошибки?
– Говори же скорей!
– Рота капитана Смелого, вот кто был первым, - ответил солдат.
– Рота капитана Смелого, - доложил адъютант Суворову.
–
– произнес фельдмаршал.
После перехода через Чертов мост Суворов снова поинтересовался, кто был первым. Адъютант опять долго ходил по войскам, наконец пришел, доложил:
– Рота капитана Смелого, ваше сиятельство.
– Молодцы, герои!
– похвалил Суворов.
После битвы с Массена фельдмаршал снова стал выяснять героев.
– Рота капитана Смелого, - услышал Суворов опять в ответ.
– Вот так рота!
– подивился Суворов.
Приказал он позвать к себе капитана Смелого.
Стали искать. Выяснилось, что никакого капитана Смелого и роты такой во всей суворовской армии нет.
– Ах ты, шельмец!
– рассердился Суворов.
Вызвал адъютанта:
– Ты что же неправду доносишь?!
– Как - неправду!
– обиделся адъютант.
– Я, ваше сиятельство, к солдатам ходил. Они врать не станут. И при Сен-Готарде, и на Чертовом мосту, и в деле с Массена - всюду была первой рота капитана Смелого.
– Ах, вон оно что!
– усмехнулся Суворов.
– Ну, ступай, еще раз поговори с солдатами.
Прибегает адъютант к солдатам:
– Где же ваша рота? Где капитан?
– Капитана, пожалуй, и нет, - отвечают солдаты, - а рота есть. Как же, есть! Она и в Апшеронском пехотном полку, и в Азовском гренадерском полку, и в бригаде князя Багратиона, и среди казаков генерала Грекова, перечисляют солдаты.
Вытянулось от удивления адъютантово лицо - что за чушь говорят солдаты!
А дело в простом. Трудно при Сен-Готарде отличить, какие войска в первых, какие в последних. Перемешались тогда полки и роты на перевале все в первых.
Вот кто-то из солдат и придумал про роту капитана Смелого. Выдумка солдатам понравилась.
Стали они с той поры самых отважных называть этим именем.
Так и пошло.
Отличатся апшеронцы.
– Так это же рота капитана Смелого!
– кричат солдаты.
Отличатся азовцы.
– Рота Смелого!.. Смелого!.. Смелого!..
– несется в войсках.
Отличатся гренадеры Багратиона или казаки Грекова, а солдаты опять свое:
– Рота Смелого. Ей почет, ей и слава.
Понравилась Суворову солдатская выдумка. Стал и он по-солдатски. Зайдет разговор, кого посылать на опасное дело.
– Посылайте достойных, - говорит фельдмаршал.
– Богатырей. Лучше всего тех, кто из роты солдатского капитана.
НОВЫЕ БАШМАКИ
Оборвались в пути солдаты. Изодрали мундиры, избили башмаки на горных дорогах. Стынут солдаты от холода. Жмутся
Не лучше других и Прохору Груше. Мундир - решето. Башмаки без подошвы. Ступает солдат голыми пятками по камням, впиваются камни в тело.
Обвяжет Прохор тряпками ноги. Пройдет версту, от тряпок - мочала. Залатает мундир. К вечеру - снова ребра наружу. Измучился солдат: жизнь не мила, небо с овчинку.
И вот Груша куда-то исчез, недосчитались его на привале.
– Эхма! Видать, оступился, сорвался в пропасть, - перекрестились солдаты.
А утром Прохор явился. Глянули приятели - не узнать Груши. Красавец солдат перед ними. Новый мундир, башмаки новые.
Мундир и башмаки были французские.
Щупают солдаты мундир. Ай да мундир! Сукно в полпальца. Ватой подбито.
– Ногу задери, ногу!
– просят солдаты.
Подымет Прохор ногу. Ну и башмаки! Из ременной кожи, подошва что сталь, шипами покрыта.
– Вот так обнова!
– восхищаются солдаты.
– Век бы ходить по камням и стуже.
– Где достал?
– понеслись голоса.
– Никак, дружков нашел, французов!
– Тещу завел, - смеются солдаты.
Рассказал Прохор, что ходил он к французскому лагерю, подкрался, снял часового - вот и разжился.
Завидно стало солдатам. В следующую ночь уже несколько человек отправились за добычей. Однако назад никто не вернулся. Французы усилили караул и перебили пришельцев.
Так и остался Прохор Груша один во французской обнове.
Походил день, второй, а потом неловко стало солдату. Среди своих и словно не свой. Словно среди простых петухов - пава.
Не рад уже Груша теплу и удобству. Не мил ему ни французский кафтан, ни башмаки из ременной кожи. Стал он предлагать трофеи товарищам: одному башмаки, другому мундир.
Отказываются, не берут, не хотят солдаты.
– Ты раздобыл, ты и носи, - отвечают Прохору.
Говорят солдаты без зла, без зависти, просто неудобно им брать дорогой трофей у товарища. А Груше кажется, что солдаты его сторонятся, что из-за этих, будь они прокляты, башмаков и мундира теряет Прохор верных друзей и приятелей.
Прошел еще день. Проклял Груша французский наряд. Снял мундир, снял башмаки, связал бечевой. Раскрутил и запустил в бездонную пропасть.
Солдаты шумно обсуждали поступок Прохора Груши.
– Дурак...
– проговорил кто-то.
– Эх ты, мышиный помет, - оборвали его солдаты.
– Правильно сделал. Молодец Груша. Желает как все.
– Молодец!
– подтвердил седоусый капрал.
– Может, и погорячился Прохор, да, видать, душа у него солдатская.
САЛО
Голодно солдатам в походе. Сухари от ненастной погоды размокли и сгнили. Швейцарские селения редки и бедны. Ели лошадей, копали коренья в долинах. А когда кончились коренья и лошади, взялись за конские шкуры.