Рассказы о верном друге
Шрифт:
Щенку было около полугода, когда нервное потрясение остановило его развитие. Он весь перелинял, перестал расти; шерсть с него сползала клочьями. Чего можно было ожидать в дальнейшем, если он инвалид уже сейчас? Врач посоветовал избавиться от него.
Но куда девать его? На живодерню? Жалко… Щенка продали.
Так началось его путешествие по разным хозяевам, путешествие, полное бесконечных мытарств и унижений.
Частая смена владельцев — и для нормального, здорового животного одно из самых больших зол, как правило дурно отражающееся на всем развитии организма, калечащее психику. Что
Новый хозяин был неплохой человек. Садовод-мичуринец, уже в преклонных годах, он радел о своих яблочках, полакомиться которыми были не прочь соседские ребятишки, и в этих соображениях приобрел щенка, прельстившись его дешевизной. Условия жизни здесь были вполне сносными: большой двор и сад, по которым пес мог бегать без помех круглые сутки, домик-на окраине, где нет уличного шума, и, возможно, если бы дать время, бедняга в значительной степени вернул бы себе утраченные качества здоровой собаки. Он начал вновь расти, постепенно побеждая свой недуг.
Но беда была в том, что садовод хотел как можно скорее сделать из него «настоящего» сторожа. Не желая ждать, когда тот войдет в силу, окрепнет, достигнет нужного возраста, хозяин сада вскоре посадил щенка на цепь, привязанную к длинной проволоке, натянутой вдоль забора, и этим погубил все.
Шум катящегося ролика над головой, напоминая отдаленную грозу и все, что было связано с нею, приводил несчастного пса в такой ужас, что он начинал метаться на блоке, не помня себя, до тех пор, пока не падал в изнеможении наземь. После этого он заползал в дыру под крыльцом, и уже ничем нельзя было его вызвать оттуда.
Его продали снова.
Худшее пришло со следующим хозяином.
Этот был барышник, во всем видевший только корысть, только средство нажиться. Он и в собаке искал лишь возможность для обогащения. Что для него собака? Вещь, которую можно выгодно купить-продать. С таким намерением он взял ее.
С этого времени жизнь собаки стала адом.
Очередной владелец решил учить ее по-своему: битьем. К этому средству, следует заметить, нередко, увы, прибегают и хорошие люди, забывая, что еще никогда палка не послужила доброму делу… С утра до ночи теперь на щенка сыпались удары плетью, бранные слова; он получал пинки, от которых потом у него долго ныло в животе, нередко оставался голодным, ибо барышник всегда считает, что кормить собаку досыта не к чему, и держит ее впроголодь.
Изрыгая площадную ругань, жестокий и алчный хозяин, свирепевший тем сильнее, чем больше убеждался, что пес не годится для продажи, что много за него не возьмешь, избивал его, испытывая при этом какое-то зверское наслаждение.
Он ненавидел собаку, ненавидел за то, что она труслива, за то, что ему не получить от нее большого барыша. Сколько уже собак, приобретенных по дешевке, он удачно сбыл с рук, извлекая из этого занятия доход; случалось ему и красть их, подделывать родословные, чтобы потом взять подороже, — не брезгал ничем. Он и с новым псом собирался проделать то же самое
— У, проклятая! Убью!… — рычал он, замахиваясь, чтобы сорвать на животном свой гнев.
Но он был слишком жаден, чтобы убить, иначе жизнь собаки была бы давно окончена. Убить — значит понести убыток, произвести невозместимый расход. Торгашеская натура восставала против этого.
— Трус ты, трус… зачем ты живешь? — часто повторял он, желая унизить собаку.
От этих неласковых, сказанных низким недружелюбным голосом слов пес прятался под скамью, а потом подползал на брюхе к своему мучителю, пытался положить голову к нему на колени (так уж устроена собака, что даже к тому, кто истязает ее, она тянется за лаской), но тот грубо отталкивал его.
Трус… Его так часто называли трусом, что в конце концов это бранное слово сделалось кличкой. Разумеется, пес не понимал, что это значит, но чувствовал интонацию, с какой оно произносилось, и каждый раз, слыша этот короткий, резкий, подобно пощечине, звук — «трус», вздрагивал, как от удара хлыстом.
Для чего живет такая собака? Кому она нужна?
Но Трус продолжал жить.
Случалось, хозяин выгонял его из дома, зная, что пес никуда не убежит. Ведь такому забитому созданию даже свобода не принесет радости. К чему она ему? Чтоб умереть с голоду?
Как-то Трус лежал у ворот, уткнув нос в щелочку, и жалобно скулил, моля, чтоб его впустили, когда шедший мимо мужчина заинтересовался собакой. Он уже не в первый раз видел ее подвывающей у подворотни. Живя по соседству, он, бывало, слышал и ее болезненный визг, когда на нее обрушивалось неистовство хозяина.
Не боясь, что животное может укусить, мужчина подошел к воротам и постучал. Боязливо ощерясь, Трус все же зарычал на незнакомца и постарался забиться дальше в подворотню. Бедняга, он все-таки охранял этот дом…
На стук долго не открывали. Наконец, в приоткрывшейся калитке показалось хмурое, недовольное лицо.
— Не стучите, гражданин. Не глухие, слышим.
— А если слышите, зачем заставляете собаку выть?
— А вам какое дело? Не ваша собака. — И говоривший поддал ей пинком под брюхо в тот момент, когда несчастная торопилась прошмыгнуть мимо него во двор. Взвизгнув, она отлетела от него. — Надоела, сдохнуть не может…
— Не бейте! Вы изувечите ее!
— Уж не вас ли я должен спрашиваться? — насмешливо осклабился хозяин Труса. — Хочу и буду бить! — И, ухватив пса за ошейник, он занес руку для удара.
Ударить он не успел. Неожиданный заступник Труса поймал его руку и, крепко сжав, удержал ее. Взгляды их скрестились.
— Вам, собственно, что надо?
— Я хочу, чтобы вы перестали истязать животное.
— Заведите себе собственную собаку да и распоряжайтесь ею!
— Тогда я покупаю ее у вас.
Пожалуй, незнакомец и сам не ожидал, как это слетело у него с языка. Еще минуту назад он вовсе не собирался приобретать этого пса. Просто он хотел помочь ему, защитить от побоев, но, поняв, что слова ничего не могут изменить, в какое-то мгновение твердо решил любой ценой вырвать четвероногое из рук его мучителя.