Рассказы о войне
Шрифт:
— Я здесь заночую, — объяснил Тамарке солдат. — Сразу спать лягу. А вы не шумите, мне рано вставать, я в свою дивизию тороплюсь.
Тамарка кивнула: мол, ваше дело.
Солдат положил мешок в изголовье и завалился на ночлег. Помечтал немного о медицинской сестре Наташе, с которой познакомился в госпитале, которой пообещал письма отсылать каждый день, и заснул.
Во сне он почувствовал, будто его трясут и толкают в спину.
— Что, в наступление? — спросил он, вскочив. Принялся шарить вокруг, отыскивая винтовку, и проснулся совсем. Увидел себя в избе. Увидел окна с красной каймой
— Ты что в сапогах завалился? — сказал мальчишка солдату взрослым угрюмым голосом. — На этой лавке дед помер, а ты даже сапоги не скинул.
Солдат рассердился за прерванный сон, за то, что его такой молокосос уму учит. Закричал:
— Да ты кто такой? Как пальну тебе по ушам!
— Не кричи. Я тоже кричать могу, — сказал мальчишка. — Я здешний житель. Сенькой зовут. Днем я на коне работал. Сейчас его пасть погоню к озеру, на луговину. — Мальчишка подошел к двери. Лицо его просветлело, он зачмокал тихо и ласково.
Солдат тоже увидел привязанного к крыльцу коня. Был тот конь то ли больной, то ли совсем заморенный. Шкура на широкой кости висела как балахон. Голову конь положил на перила, чтобы шея у него отдыхала.
— Вот так конь! — засмеялся солдат. — Таков конь на одер да на мыло. Другой пользы от него никакой.
Мальчишка гладил коня по морде, совал ему в мягкие черные губы сбереженную корочку.
— Какой ни на есть — все конь. Жилы у него в ногах застуженные. Я его выхожу, к осени резвый будет. Нам его солдаты-обозники подарили. Они и деда схоронить помогли. А ты, спать ляжешь, сапоги скинь. Нехорошо. Дом еще после деда не остыл, а ты в сапогах завалился.
Солдат зубами заскрипел от досады. Плюнул.
— Подумаешь, дед! — закричал. — Помер, туда ему и дорога. Он свое пожил. Сейчас маршалы гибнут и генералы. Солдаты-герои пачками в землю ложатся. Война! А вы тут со своим дедом…
Солдат лег на лавку к печке лицом и долго еще ворчал и выкрикивал про свои раны и страшные минуты, которые он претерпел на фронте. Потом солдат вспомнил свою мать. Была она уже старая непомерно. Еще до войны у нее было одиннадцать внуков от старших сынов.
— Бабка, — вздохнул солдат. — Однако всю эту ораву сейчас растит. Картошек варит не по одному чугуну. На такую гурьбу много еды нужно — сколько ртов! Ей бы отдохнуть, погреть ноги в тепле, да вот, видишь, какое дело — война. — Солдат заворочался, сел на лавке. Показалось ему, что изба не пустая, что движется в этой избе его мать в своих бесконечных хлопотах.
Солдат хотел сказать: «Тьфу ты!» — но поперхнулся. Потом прошел по избе, потрогал нехитрую утварь, стесненно и радостно ощущая, что сохранили тут для него нечто такое, о чем мог позабыть в спешке войны.
— Ух ты, — сказал солдат, — бедолаги мои… — И закричал: — Эй! — не умея позвать мальчишку, потому что всякие слова, которыми называют мальчишек солдаты, здесь не годились. — Эй, мужик на коне!
Никто ему не ответил. Мальчишка уже ушел пасти коня к озеру и, наверно, сидел сейчас под березой, растапливая костерок.
Взял солдат мешок, взял шинель. Вышел на улицу.
Земля в этом месте полого спускалась к озеру. В деревне было еще красно от заката, внизу, в котловане
— Я к тебе ночевать пришел, — сказал он. — Не прогонишь? Мне одному что-то холодно стало.
— Ложись, — ответил ему мальчишка. — Сюда шинельку стели, здесь сухо. Тут я вчера землю костром прокалил.
Солдат постелил шинель, растянулся на мягкой земле.
— Отчего дед помер? — спросил он, когда помолчали они сколько положено.
— От бомбы, — ответил Сенька.
Солдат приподнялся:
— Прямым попаданием или осколком?
— Все одно. Помер. Для тебя он чужой, а для нас — дедка. Особенно для малых, для ребятишек.
Сенька сходил проведал коня. Потом подбросил в огонь хворосту и травы, чтобы отгонять комаров. Расстелил драный ватник возле солдатской шинели и прилег на него.
— Спи, — сказал он. — Завтра спозаранок будить буду. Дел много. Я две картошины закопал под золу, утром съедим.
Солдат уже подремал в избе, перебил сон на время и теперь не мог уснуть сразу. Глядел в небо, в ясные звезды, чистые, словно слезы.
Сенька тоже не спал. Смотрел на теплый багрянец в небе, который будто стекал с холмов в озеро и остывал в его темной воде. Пришла ему в голову мысль, что дед и по сей день живет, только переселился на другое, более удобное для себя место, на высокий холм, откуда ему шире глядеть на свою землю.
Уснувший солдат бормотал во сне что-то любовное. С озера поднялся туман. Зыбкие тени шатались над лугом, сбивались в плотный табун. Мнилось Сеньке, что вокруг него пасется много коней — и гнедых, и буланых. И крепкие, статные кобылицы нежно ласкают своих жеребят.
— Дед, — сказал мальчишка, уже засыпая. — Дедка, у нас теперь кони есть…
И солдат шевельнулся от этих слов, положил на мальчишку свою тяжелую теплую руку.
Анатолий Васильевич Митяев
Отпуск на четыре часа
Солдату чаще всего приходилось воевать вдали от дома.
Дом у него в горах на Кавказе, а он воюет в степях на Украине. Дом в степи, а он воюет в тундре, у холодного моря. Место, где воевать, никто сам себе не выбирал. Однако бывало, что солдат защищал или отбивал у врага свой родной город, свою родную деревню. В родных краях оказался и Василий Плотников. После того как закончился бой и фашисты отступили, солдат попросил у командира разрешение — сходить в деревню Яблонцы. Там его дом. Там остались жена с маленькой дочкой и старенькая мама. До Яблонцев всего-то десяток километров.