Рассказы о временах Меровингов
Шрифт:
Узнав о такой измене, Гильперик немедленно снялся с позиции своей на левом берегу Сены и старался поспешным отступлением укрыться внутрь своих владений. Он шел не останавливаясь до окрестностей Шартра и расположился станом на берегах Луары, близ селения Аваллоциум, что ныне Аллюи, (Alluye) [91] . Во время этого продолжительного шествия, его постоянно преследовали и теснили неприятельские войска. Несколько раз, Сигберт, думая, что он остановится, вызывал его, по германскому обычаю, на битву; но нейстрийский король, вместо ответа, ускорял ход и продолжал свой путь. — Едва устроился он на новой позиции, как вестник из австразийской армии объявил ему следующее предложение: — «Если ты не подлый человек, то готовь поле битвы и прими сражение [92] ». — Никогда подобный вызов, сделанный Франку, не оставался без ответа, но Гильперик потерял всю свою природную гордость. После безполезных усилий избежать неприятеля, доведенный до последней крайности, и не чувствуя в себе мужества вепря, окруженного псами, он прибегнул к мольбам и просил мира, обещая дать полное удовлетворение.
91
Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 229.
92
Ibid. —
Сигберт, не смотря на свой строптивый характер, был однако великодушен; он согласился предать все забвению, с тем только, чтобы немедленно были ему отданы города Тур, Пуатье, Лимож и Кагор, и чтоб войска Теодеберта возвратились из-за Луары [93] . Побежденный по собственному сознанию и вторично разочарованный в своих надеждах, Гильперик присмирел, как зверь, пойманный в тенета. Он даже выказал добродушие, которое, казалось, смешано было в германском характере с самой зверской свирепостью и самым хитрым эгоизмом, и беспокоился о том, что постигнет жителей четырех городов, которые ему подчинились. «Прости им, говорил он брату, и не взыскивай с них; ибо если они тебе и изменили, то потому только, что я мечем и огнем к тому их принудил». Сигберт был столько человеколюбив, что внял такому заступлению [94] .
93
Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 229.
94
Ibid.
Оба короля казались очень довольными друг другом, но в австразийской армии возникло сильное неудовольствие. Войска, набранные за Рейном, роптали на неожиданный мир, лишивший их добычи, которую они надеялись приобрести в Галлии. Они негодовали на то, что были приведены издалека не для битв и поживы, обвиняли короля Сигберта в том, что он отступился, когда должен был сразиться. Весь стан был в волнении и готовился страшный бунт. Король, не обнаружив никакого смущения, вскочил на коня и прискакал к толпам, где вопияли мятежники. — «Что у вас?» — спросил он: — «чего вы хотите?» — Битвы! Закричали они со всех сторон. Дай нам случай подраться и добыть сокровищ, иначе мы не воротимся восвояси [95] . Эта угроза могла повлечь за собой новое занятие земель в недрах Галлии и раздробление франкского господства; но Сигберт ни мало не смутился и, сохраняя твердый вид, успел без большого труда усмирить гнев дикарей кроткими речами и обещаниями.
95
Ibid. — Fredegarii, Hist. Franc., стр. 307.
Стан сняли и войско тронулось обратно к берегам Рейна. Оно пошло по парижской дороге, но не вступало в этот город, потому что Сигберт, верный своим обязательствам, уважал его неприкосновенность. В продолжении всего пути, австразийские дружины разоряли места, по которым проходили, и окрестности Парижа долго помнили их шествие. Большая часть селений и деревень была выжжена, дома разграблены и множество жителей отведено в неволю, так что король не мог ни предупредить, ни остановить подобных насилий. «Он просил и увещевал», говорит древний сказатель: — «не делать этого, но не мог превозмочь буйства народов, пришедших с другого берега Рейна [96] ».
96
Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 229.
Эти язычники входили в церкви только для того, чтоб обворовать их. В богатой базилике Сен-Дени, один из вождей взял кусок шелковой ткани, вышитой золотом и усыпанной драгоценными каменьями, покрывавшей гробницу мученика; другой не убоялся влезть на самую гробницу достать оттуда и снять копьем изображение Св. Духа — золотого голубя, привешенного к карнизу придела [97] . Эти грабежи и святотатства оскорбляли Сигберта, как короля и как христианина; но чувствуя слабость влияния своего на дух войска, он поступил с ним, как дед его Клодовиг с воином, разбившим реймсскую чашу [98] . Пока армия шла, он смотрел сквозь пальцы и скрывал свой гнев; но по возвращении, когда все эти неукротимые воины, расходясь в свои племена и жилища, рассеялись по разным местам, он велел схватить по одиночке и предать смерти тех, которые наиболее отличились разбоем и неповиновением [99] .
97
Adriani Valesii rer. franc., lib. IX, стр. 55.
98
В войну Клодовига с Сиагрием (486 г.) франкские воины разорили множество церквей. Однажды они похитили в Реймсе огромный и великолепный церковный сосуд. Епископ Реми послал к королю просить возвращения этой чаши; король отвечал посланным: «Идите за мной в Суассон, где будет дележ добычи. Если чаша выпадет на мою долю, то я исполню желание отца». По прибытии в Суассон, когда все собрались на площадь, король сказал: «храбрые воины, прошу вас даровать мне эту чашу, кроме того, что мне достанется по жребию». Все поспешили ответствовать, что он властен над всем, что даже они сами принадлежат ему, и что он может все, что ему угодно, не боясь возражений. Но один легкомысленный воин, менее спокойный и угодливый, чем другие, поднял свой меч (francisque) и, хватив им по сосуду, сказал сильным и громким голосом: «Не получишь того, чего подлинно не даст тебе жребий». Все были изумлены такой дерзостью. Король смолчал, скрыл негодование, но запомнил обиду; он взял чашу и отдал ее присланным от епископа. Через год после того, он собрал на военном поле свое войско для осмотра исправности оружия. Проходя по рядам войска, он подошел к воину, разбившему чашу, и сказал: «Никто не вынес оружия хуже твоего. Ни копье, ни меч, ни топор твой не в порядке». С этими словами, взяв у него топор, бросил на землю. Когда воин нагибался поднять его, король, взмахнув мечем, разрубил ему голову, примолвив: «Вот, что ты сделал с суассонской чашей». Воин упал мертвый, и войско, по повелению короля, разошлось в молчании. Пример этот устрашил непокорных воинов. (Из Григория Турского).
99
Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 229.
Подобные
100
Ibid.
101
Ibid.
102
Ibid.
Для возбуждения этих людей, так мало сговорчивых к борьбе отчаянной, австрийский король обещал им все: денег, добычи, даже города и земли в Галлии. Он пошел прямо к западу, на помощь реймсской области, что избавило его от забот на счет перехода через Сену. При его приближении, Гильперик, избегая битвы, как и в прежнюю войну, отступил вдоль по течению Марны и искал удобной позиции около Нижней Сены. Сигберт преследовал его до самых стен Парижа; но тут остановился, польстившись мыслью завладеть городом, который считался в то время весьма крепким, и устроить в нем склад для военных запасов, а в случае нужды и верное убежище. Как ни благоразумна была такая мысль, однако, повинуясь ей, король австразийский поступил дерзко, чего без сомнения не решился бы сделать, если б жажда мщения не заглушила в нем всякого чувства совести и страха.
По смыслу раздельного договора, заключенного восемь лет назад, Париж, размежеванный на три участка, считался городом нейтральным, вход в который воспрещен был каждому из трех сыновей Клотера под самой священной клятвой — под опасением всевозможных религиозных страхов. До сих пор, ни один из братьев не осмеливался преступить клятву и презреть проклятия, призванные на того, кто ее нарушил. Сигберт на это отважился: он предпочел скорее пожертвовать своей душой, нежели пренебречь единственным средством для успешного достижения своей цели. Париж, действительно, был ему необходим, как опорный пункт, или, употребляя новейшее выражение, как базис дальнейших его действий, смотря по тому, хотел ли он идти на запад против Гильперика, или на юг, против Теодеберта. Итак, вопреки договору, он потребовал сдачи города, и вступил в него без всякого сопротивления, потому что Париж был охраняем только заступничеством святых Полиевкта, Гилария и Мартина [103] .
103
Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 229 и 295.
Учредив свое пребывание в Париже, король Сигберт прежде всего занялся отправлением войск против Гильперикова сына, который, обегая Аквитанию по прошлогодней дороге, вступил уже в Лимож. Полоса земли между городами Туром и Шартром, заключавшая в себе области Шатодён и Вандом, принадлежала Австразийскому королевству; Сигберт решился набрать там войско, дабы сберечь тем силы, приведенные им с собой. Вестники его ходили из села в село, призывая всех свободных мужей явиться в назначенном месте, в каком кто мог оружии, от кирасы и копья до простого ножа и окованной железом дубины. Но ни в городах, ни в окрестностях никто не отвечал на воззвание, и не смотря на пеню в шестьдесят золотых солидов, налагаемую на ослушника королевских повелений, жители Шатодёна, Вандома и окрестностей Тура не вооружались и не покидали жилищ своих [104] . Эти люди знали только одно, что земля их составляет участок Сигберта, и что взимаемые с них подати принадлежат австразийской казне; а так как король, от которого они зависели, не давал им прежде чувствовать своей правительственной власти никаким действием, и как приказание это впервые от него исходило, то они и не обратили на него большого внимания.
104
Ibid. — Leg. Ripuar., apud script. rer. gall. et franc. т. IV, стр. 248. — Leg. Visigoth, ib., стр. 245.
Если б такое страдательное сопротивление было продолжительно то оно заставило бы австразийского короля разделить свои силы. Для скорейшего и миролюбивого прекращения этого сопротивления, Сигберт отправил искуснейших своих переговорщиков, Годегизеля, палатного мэра, и Гонтрана, по прозванию Бозе, то есть человека хитрого, пронырливого и сметливого, одаренного, не смотря на свое германское происхождение, такой гибкостью ума, которая составляла принадлежность только галло-римского племени. Оба Австразийца успешно выполнили свое поручение и вскоре перешли через Луару с войском, плохо вооруженным, но довольно многочисленным для того, чтоб осмелиться померить силы с Франками Теодеберта [105] .
105
Greg. Turon., Hist. Franc., т. II, стр. 229.