Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932)
Шрифт:
IV
Фанерная перегородка проложила резкую черту между ослепительным богатством Мухина и открытой нищетой Пуриса.
В «половине» Пурисов так же пусто, как в желудке рабфаковца за три недели до стипендии. Забракованный Марусей непосредственно после первой брачной ночи археологический волосатый диван сейчас — основная мебель жилища молодых Пурисов. Садовая скамья успешно заменяет книжный шкаф, а верный, испытанный друг — облупленный подоконник — служит молодой чете письменным столом и буфетом одновременно. Катина старая корзиночка вмещает весь
У Маруси совершенно явный и определенный хозяйственный уклон.
Распевая неверным, детским голоском «Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь», Маруся совершает регулярные рейсы между домом № 6 по Козихину переулку и Большой Полянкой, где Маруся обитала до своего замужества. Каждый такой рейс обогащает «половину» Мухиных разными полезными вещами, среди которых доминирующее положение занимает пузатый коричневый комод — Марусино приданое. На окнах, как победные флаги, развеваются чистенькие ситцевые занавески — эмблема семейного очага. Швейная машинка украшает начисто вымытый и выскобленный подоконник. Зеркало на комоде отражает портрет Марусиного дедушки-машиниста в молодости, а у дверей, тщательно прикрытые простыней, висят платья молодой хозяйки и «воскресные» штаны молодого хозяина. На полочке, застланной вязаной салфеткой, аккуратненько лежат Жоржины вещи: бритва «Жиллет» в футляре и паста «Идеал девушки». Веничек «Счастье холостяка» тоже не забыт — он висит на гвоздике, готовый каждую минуту обрушиться на пыльные Жоржины брюки.
А кровать? Чудесный пружинный матрац на двух пустых ящиках съел, правда, половину Жоржиной получки, но зато он вполне заменяет кровать и потом он очень красив, в особенности когда покрыт шерстяным синим одеялом и снабжен горкой пухлых белоснежных подушек. В кухне, рядом с примусами Бородулиных, Клейстеров и Собаковой, мелодично шипит новенький, сияющий мухинский примус — свадебный подарок Марусиной сестры, а на примусе в алюминиевой кастрюле (3 р. 60 коп.) кипит первый семейный суп с лапшой.
— Жоржик! Наконец-то ты пришел, Жоржик! Я так соскучилась… Ты устал, бедненький! Дай я поцелую тебя в носик. Ты проголодался, бедненький. У нас сегодня суп с лапшой. Ты любишь? И котлетки. Маленькие, маленькие котлетки…
Маруся гордо произносит это «у нас сегодня суп с лапшой», как будто бы вчера у них был какой-нибудь рассольник или свежие щи, а не честная студенческая колбаса (хлопоты, связанные с переездом).
— Бедненький…
Маруся бегло целует Жоржика в нос и устремляется в кухню. Надоедливый мотив «Сильва, ты меня не любишь» вьется вокруг Маруси, как упорная пчела вокруг цветка.
Жоржик подходит к зеркалу, поправляет галстучек, приглаживает волосы и жмурится. Сейчас он будет обедать, много и вкусно обедать, а потом ляжет на красивый пружинный матрац, который, право, не хуже настоящей кровати, и вздремнет часок-другой или почитает газетку, а Маруся… Что будет делать Маруся? Она, наверное, будет шить что-нибудь или штопать Жоржику носки.
— Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь, — неожиданно для себя мурлычет
Жизнь прекрасна. Жоржик не сомневается в этом ни одной минуты.
Стол накрыт.
— Я положу тебе побольше лапши. Ты любишь, когда много лапши? Я знаю, ты хотел бы выпить водки, вы все мужчины любите водку, но нет…
Маруся кокетливо грозит пальчиком.
— Водки у нас в доме не будет ни капельки! Правда, Жоржик? Если ты меня любишь, ты не будешь пить водку. А ты меня любишь, Жоржик?
Этот вопрос за истекшие двое суток задается по меньшей мере в шестидесятый раз.
— Вне всякого сомнения, — с готовностью отвечает Жоржик, — факт.
— Понимаешь. — Марусины глаза испуганно круглеют, — мадам Бородулина рассказывала сегодня на кухне, что на Немецком рынке райские яблочки по шести копеек за фунт, а у нас, понимаешь, до сих пор нет варенья. Ни одного фунта варенья на зиму!
В это время приходит Абраша. Слышно, как он выгружает книги и спотыкается о скамью.
Абраша устал. Он слишком много работает. Соединять университет со службой, конечно, трудно, но до такой степени загружаться не следует. Да, черт возьми! Абраша забыл пойти в столовку пообедать… Сходить разве за колбасой? Черт с ним, не стоит! Да! Где обедает Катя, интересно знать? Наверное, в Нарпите.
Сегодня у нее доклад. Бедная Катя, она слишком загружена работой!
Абраша раскрывает органическую химию и начинает зубрить.
— Тебе нравятся котлетки, Жоржик?
У соседей стучат ножами и зубами. Абраша глотает слюну и начинает зубрить вслух. Отличная вещь — органическая химия.
— Абраша, у тебя есть сегодняшняя газета? Ага! Спасибо!
Жоржик берет газету и сочувственно оглядывает Абрашино жилье.
— А где Катя? Да, я и забыл, она делает доклад. Ну, всего! Заходи, старик, милости просим.
Жоржик растягивается на постели и разворачивает газету. Приятно почитать после обеда что-нибудь серьезное, например, о событиях в Китае. В последнее время Жоржик здорово запустил международную политику. Нужно подогнать.
— Жоржик, сними пиджак и тогда ложись. Нельзя в пиджаке лежать!
— Почему же нельзя? — неуверенно протестует Жоржик.
— Потому что нельзя. Никто не лежит на постели в пиджаке.
Жоржик лениво стаскивает пиджак и снова ложится.
— Ни черта не понимаю… Чжан Цзо-лин… У Пей-фу… Необходимо разобраться.
— Жоржик, ты читаешь?
— А? Да, читаю.
— Интересное?
— М-да!
— Жоржик…
Нежная Марусина ручка щекочет Жоржино ухо. Ее распущенная коса покрывает газетный лист.
— Ты меня любишь, Жоржик?
— Безусловно, — отвечает Жоржик со вздохом.
— Поцелуй меня, миленький…
Взаимоотношения Чжан Цзо-лина и У Пей-фу остаются невыясненными.
V
Поздний вечер. У Мухиных уже отпили чай. Слышно, как Маруся перетирает стаканы и озабоченно высказывает свои соображения по поводу варенья из райских яблочек.
Катя читает газету. Абраша лежит на диване.
— Абраша, ты читал статью Крыленко? — спрашивает Катя.