Рассказы разных лет
Шрифт:
— А наш командир отряда сам большой любитель воздушной акробатики, — ответил я, пытаясь отбиться.
Туполев очень рассердился, отругал меня нещадно, подошел к Микуличу и громко заявил:
— Не смейте меня вызывать к себе! Твои сукины сыны ломают машины в воздухе, а потом с невинным видом на земле показывают трещины в центроплане крыла.
Казалось, что деловая встреча с главным конструктором Р-3 закончилась для нас полным провалом, но гут снова вступил в действие наш боевой юный моторист:
— Положим, трещины в центроплане появились в результате
Андрей Николаевич в гневе сначала не понял, о чем говорит этот почти еще мальчик, но потом внезапно, ткнув на меня пальцем, ответил:
— А ты вот ему, своему летчику, скажи, чтобы он сажал самолет как полагается — плавно, а не плюхался, как ворона.
В это время подошел ближе Микулич и, услышав неприятный разговор, сказал:
— Речь идет, Андрей Николаевич, меньше всего о «семерке» — она действительно оказалась счастливой, у нас на многих машинах «потеют» и даже лопаются заклепки… Я покажу это и на других самолетах.
Туполев опять вынул из пальто платок и, утерев лысину, с обворожительной улыбкой сказал:
— Вы и меня довели, дьяволы, до пота. Ну, шут с вами! Летчиков я понимаю — каждому хочется допытаться, на что способна машина, на которой он пойдет в бой. Это я знаю, помню по своим первым полетам на планере. Знаю! Знаю! Даже чуть голову себе не свернул. Ну что же, теперь пора приступать к делу. Покажите, что и где ломается, что и почему вам не нравится.
После этого начался осмотр машин. Собрались все летчики и летчики-наблюдатели во главе с прилетевшим командиром отряда Андреевым, все техники и мотористы.
Разговор шел откровенный. Андрей Николаевич Туполев ругал нас за лихое превращение Р-3 в разряд самолетов-истребителей, но пообещал все же укрепить центроплан верхнего крыла биплана, согласился с множеством предложений, сделанных опытными техниками и мотористами отряда.
Он уезжал от нас довольным, а мы провожали его как доброго, справедливого и мудрого труженика.
…С тех пор прошло полвека. За это время мне пришлось встречаться с Туполевым много раз: и тогда, когда я испытывал в НИИ ВВС его самолеты, и во времена первых трансарктических перелетов из Москвы в США, и во время работы летчиком-испытателем на авиационном заводе.
И теперь, через 50 лет, вспоминая первую встречу, думаю, что великий труженик, гениальный ученый и конструктор, академик, трижды Герой Социалистического Труда генерал-полковник-инженер А. Н. Туполев сделал за свою жизнь так много, что его образ должен стать эталоном для будущих поколений.
Судьба Андрея Николаевича не гладила по головке и не целовала сладко в уста, она ставила на его жизненном пути преграды, носившие трагический характер, а иногда смертельно опасный. Но никакие преграды не смогли заставить его отказаться от осуществления своих научных и технических идей или принудить его хотя бы обойти их сторонними путями.
Он никогда ничего не делал без совета с ближайшими соратниками и учениками, с рядовыми эксплуатационниками,
И еще меня поражало всегда, начиная с первой встречи, в Туполеве его пренебрежение к позерству, к славе и к личному благополучию. Мне кажется, что он последние 50 лет жизни так и ходил все в той же холщовой рубахе и в той же кепке, в которой мы его увидели полвека назад…
1981 г.
ЧЕТЫРЕ ОКОПА
Ему было двадцать пять лет. Он был силен, жизнерадостен и учился в нашей летной группе. Когда наступала его очередь садиться рядом с инструктором, он радостно надевал свою пробковую каску, коротенькую курточку и покорно залезал в ученическую кабину, в которой торчали непослушная ручка и ножное управление самолетом.
Однажды самолет вернулся из короткого полета в зоне, где исполнялись виражи. Наш товарищ выскочил из кабины и грустно посмотрел в глаза инструктору. Но инструктор был слишком мягкий человек (даже безобидное ругательство «шляпа» он не мог произнести вслух). Он никогда не ругал ученика за ошибки, как делалось в соседней группе.
— Ну, скажите, пожалуйста, — допытывался инструктор, — почему вы не делаете виражи в своей зоне? Скажите, где наша зона?
— Вон та, — и ученик неопределенно показывал в сторону западной долины. — Там есть четыре окопа — это наша зона, — говорил неуверенно ученик.
— Отлично. Вы знаете четыре окопа. Но, мне кажется, вы их не видите! Когда я спросил вас в воздухе об этих четырех окопах, вы мне показали рукой вниз, тогда как мы с вами были в третьей зоне, над церковью деревни. До окопов было минимум десять километров,
Значит, вы, не глядя на землю, наугад ткнули пальцем? — продолжал свой расспрос инструктор.
— Нет, я старался точно указать зону, — искренне совсем упавшим голосом отвечал наш товарищ.
— В следующий раз будьте повнимательнее. Вы еще ни разу самостоятельно не отыскали нашу зону — это первое. Второе — и самое опасное — вы зажимаете управление. Вас невозможно учить. Неужели вы не можете держаться за ручку чуть-чуть, слегка? Вы же знаете, как это опасно. У вас сильное напряжение в полете. Советую взять себя в руки, иначе я не сумею вас обучить.
Ученик, низко опустив голову, стыдливо прослезился, а инструктор, не зная, что предпринять, вылез из самолета и, отойдя на несколько шагов, с волнением выкурил подряд две папиросы.
Неудачливый пилот спустя два месяца после начала обучения все же был отчислен из нашей летной группы.
Через несколько лёт я узнал, что наш товарищ, которому так не давалось летное дело, нашел свое настоящее призвание. Сейчас он работает директором крупной машинно-тракторной станции.
1938 г.