Рассказы (сборник)
Шрифт:
— А для Освина Кравунке у вас никаких оснований не нашлось?
Господин Буххольц махнул рукой.
— Он также не будет бургомистром Фюрстенхагена, как и вы. Он даже… впрочем, оставим его. А вот вас я не оставлю в покое. Я знаю, что с таким хозяйством, как у Лизхен Фишер, не справится один человек, даже такой, как вы, добровольная помощь другим тоже со временем потеряет для вас прелесть. Вы снова захотите чего-то добиться, чего-то необыкновенного. А что вы скажете, если вам предложат взять на себя уход за сельскохозяйственными машинами имения и вы будете отвечать за их использование на участках переселенцев и крестьян? Водить трактор вы ведь тоже умеете! Разве это поручение для такого парня, как вы, хуже, чем писание бумаг?
Так появилась первая машинопрокатная станция, и так возникло одно из лучших объединений крестьянской взаимопомощи.
Кравунке не смог стать бургомистром, потому что в день выборов его вообще не оказалось в Фюрстеихагене. Через несколько дней после беседы с Вольфом Дитером господина управляющего Кравунке вызвали в приемную бургомистра, и там учитель Буххольц спросил его, не знаком ли ему некий Отто Краузе, бывший повар в столовой завода «Опель» в Рюссельсгейме, который во времена фашизма за присвоение денежных взносов на так называемое зимнее вспомоществование получил два года тюремного заключения. Господин Кравунке на несколько минут оцепенел, а потом вспомнил, что знал такого человека, и пообещал выяснить у знакомых, где может находиться названный Краузе. По всей видимости, господин Кравунке той же ночью лично отправился на поиски в Рюссельсгейм, во всяком случае в Фюрстенхагене его больше никто не видел.
Когда узнали, что Освин Кравунке бесследно исчез, жители Фюрстенхагена единодушно решили избрать Бэра бургомистром, но он категорически отказался. Некоторое время на эту тему еще пошумели, а потом выбрали Берту Зиберт. Она, поддержанная учителем Буххольцем и Вольфом Дитером Бэром, прошла на ура. Ведь в конце концов она была одной из тех, кто на маленьких листочках задал вопрос: кто такой Кравунке?
XIII
Прошли годы. Сегодня и старожилам, и переселенцам кажется странным иметь что-то против Вольфа Дитера Бэра. Ведь он, как утверждает учитель Буххольц, несмотря на свою молодость, истинный отец общины. Учитель Буххольц так и не бросил своей привычки выражаться двусмысленно; достаточно заглянуть разок в школу, чтобы заметить, что количество Бэров значительно больше, чем зарегистрировано под фамилией Бэр.
А может быть, учитель Буххольц, который и в свои шестьдесят лет не истощился на выдумки, только шутки ради внес в районный совет предложение изменить название Фюрстенхаген? Официально он мотивировал свое предложение тем, что с его заменой из деревни будут устранены последние воспоминания о помещичьем прошлом [31] . Жители Фюрстенхагена, которые по старой привычке называли еще Бэра бароном, хотя он все шесть рабочих дней недели выглядел, как некогда Йохен Коддельбеен после дождя, поначалу не хотели отказываться от такого благородного названия. Да и как им называться в будущем? Если не проследить и сначала не решить промеж себя, какое взять новое название, то начальство такое имя пропишет, что дальше некуда, как это уже случилось с соседней деревней, которая называется теперь Какерсхаген. Поэтому они взяли дело в свои руки. Поскольку у каждого человека две руки, то хитрый педагог вложил в каждую руку по названию, и жители деревни долго не могли решить: называться им теперь Бэрендорф или Вальдхаузен. Сначала учитель Буххольц просто хотел всех разыграть, внеся подобные предложения, но когда крестьяне сообразили, в чем фокус, они сочли своим долгом довести дело до конца. Однако выбрать одно из двух названий им не удавалось, так что в конце концов они опять было вернулись к мысли оставить все как есть.
31
Первая часть этого слова (F"ursten) означает «княжеский».
И тут выход нашел
— Мои дорогие граждане пока еще Фюрстенхагена, — сказала она на третьем, но безрезультатном заседании. — Поскольку мы не можем никак решиться в пользу одного из двух названий, называться ли нам Бэрендорф или Вальдхаузен, я предлагаю объединить их в одно и впредь называться Бэренвальде!
Все согласились, и Берта передала решение в земельный совет. Там были разные мнения, довольно долго никто не знал, чем кончится эта история. Председатель земельного совета высказал мнение, что лучше всего отложить решение вопроса на несколько лет, пока… «мы со своей стороны не убедимся в том, что названный переселенец Бэр может доказать свои заслуги в секторе сельского хозяйства еще и в районном масштабе». Это вызвало у крестьян только смех: они-то знали своего Бэра. Он представил доказательства в районном масштабе, организовав первый сельскохозяйственный кооператив, который по его предложению был назван «Один как все», и не успокоился, пока основатель не превратился в руководителя. Это был лучший день в жизни Лизхен Бэр и учителя Буххольца.
Когда госпожа советница Бэр приезжала в деревню, последнее лето носившую название Фюрстенхаген, на продолжительный отдых, она, что называется, отправилась по воду с полным ведром, поскольку она привезла с собой из города взрослого юношу Бэра. Она порадовалась тому, что пятнадцатилетний, городской парень и старшеклассник без ложной скромности сумел найти свое место в деревне и уже через несколько дней был принят деревенскими ребятами как равный, но в равной степени была напугана поразившим ее в один прекрасный день фактом, что не смогла на берегу озера среди беснующейся оравы маленьких голых фавнов определить всех тех, кто лицом и шевелюрой был похож на Вольфа Дитера Бэра и Вольфхена Бэра, бывшего Пульмайера. И тут сердце ее сжалось от стыда и гордости. И потом все последующие дни, встречая где-нибудь широколобое скуластое долговязое существо с растрепанной шевелюрой, она протягивала руку и гладила его по детской головке. Она делала это, боясь случайно пропустить внука, и всякий раз испытывала несказанное счастье от того, что она, оставшись бесплодной, сумела взрастить росток неистребимой жизни.
Коллега Сухоед
Человек с ничейной земли
1
Когда в прошлое воскресенье, вернувшись после двухлетнего отсутствия, я пришел обедать в кооперативный ресторан «Бодрич», то снова увидел его. Увидел человека, который многие воскресенья подряд, за исключением последних двух лет, доставлял мне невинное удовольствие, но вместе с тем и задавал кое-какие загадки. И который теперь все повторил опять, разве что в еще более четком исполнении.
Раньше, не далее как три года назад, «Бодрич» был частным рестораном и славился блюдами местной кухни, а это значит, что кормили здесь вкусно и обильно. Конечно, в основном по карточкам. В основном. Потом заведение отошло к кооперативу, и теперь у вас есть выбор: либо питаться по карточкам, то есть дешево, либо по коммерческим ценам, то есть подороже. А в остальном здесь ничего не изменилось — управлял заведением тот же человек, еда была такая же вкусная, посетители — те же. Публика состояла и по-прежнему состоит из добропорядочных бюргеров, которым хочется в воскресенье избавить жену от стряпни; из служащих и ремесленников, которые уже истратили все талоны или желают в воскресенье немножко себя побаловать; из крестьян, выгодно продавших накануне свои продукты; из старичков-пенсионеров, которые экономно расходуют талоны и к своей великой радости обнаруживают, что в этом ресторане и за мясной талон в пятьдесят грамм можно получить вполне приличное блюдо. «Как это они ухитряются, фрау Шнейдер? Нам с вами пришлось бы то и дело что-нибудь добавлять».
Почти каждое воскресенье здесь одни и те же люди. И все они являют сугубо частное, хорошо темперированное выражение лица — смесь ожидания, воскресной умиротворенности и аппетита.
Все, кроме него и его жены. Потому о них и рассказано будет подробнее, чем о других.
Обычно он приходит в ресторан без десяти час, лишь в плохую погоду, бывает, немного опаздывает, минут на десять, не больше. В ресторане два довольно просторных зала, люди постарше предпочитают второй, поскольку в первом зале стойка и возле нее по здешнему обыкновению всегда собирается и шумно спорит группка мужчин.