Рассказы (сборник)
Шрифт:
Мерейя. Сейчас меня не волнует, есть жизнь после смерти или ее нет. Важно слово жизнь. Жизнь после смерти — это опять жизнь, пусть даже и какая-то другая. Все, что мы говорили о жизни, применимо и к жизни загробной. Она вряд ли показалась бы тебе более привлекательной, чем эта… Разве что было бы меньше иллюзий относительно смерти. Ты и за гробом останешься идиотом, только разочарованным идиотом.
Калигула. Но, кроме жизни,
Мерейя. А какой-нибудь посвященный в мистерии скажет, что кроме той жизни, нет ничего значительного. Подожди, такие люди скоро расплодятся в избытке. Ты, Калигула, и какой-нибудь христианин, отличаетесь почти во всем. Но в чем-то вы похожи. Вы не можете понять того, что находится за пределами жизни.
Калигула. И что же это такое? Какой-нибудь бог? Что мне до бога? Меня интересует только одно — я сам.
Мерейя. Я сказал — за пределами жизни. Но не за пределами самого себя.
Калигула. Я опять не понимаю, что ты там лепечешь, Мерейя.
Мерейя. А ты напряги слух. Я говорю о том, что человек больше своей жизни. Поэтому он человек. Если он больше своей жизни, значит, в нем есть что-то, находящееся за пределами его жизни.
Калигула. По-моему, идиот — не я, а ты. Тебя…
Мерейя…не поймут? Тебе не кажется, что мне поздновато искать понимания. А потом — кто, скажи на милость, понимает тебя? Ты, кажется, сказал, что нам — то есть мне — чего-то там такого никогда не понять?
Калигула. Ладно, ладно. Ну и что же? Пусть даже ты прав, хотя, по-моему, ты просто морочишь мне голову, оттягивая тот момент, когда лишишься своей головы. Впрочем, может быть, и нет. Ладно, в конце концов это неважно. Ну, допустим, есть какая-то часть меня за пределами моей жизни. Ну и что?
Мерейя. А кем ты себя считаешь? Тем, что живет? Или тем, что находится за пределами жизни, любой жизни — этой, той, какой угодно? Если считать себя только тем, что живет, то приходится признать себя животным. Ты, Калигула — животное, причем взбесившееся животное. Если же нет…
Калигула…то пришлось бы считать себя мертвым.
Мерейя. Ну, пусть даже и мертвым. Устроители мистерий это так и называют.
Калигула. Ха! Мистерии!
Мерейя. Ха! Калигула! Ты что-то доказал, сказав «ха»?
Калигула. Так что же это такое? Какая-то сущность человека? Она вечна? Неизменна? Абсолютна и ничем не затрагиваема?
Мерейя.
Калигула. А смерть, смерть — она тебя лишает этой части? Ты скажешь — нет?
Мерейя. Нет. Видишь ли, смерть не лишает тебя того, что за пределами жизни. Смерть лишает жизни. А вот жизнь… Живя, можно лишиться многого. В том числе и того, что за пределами жизни. Себя.
Калигула. Тогда зачем нужна жизнь? Зачем мы живем? Этого никто не понимает. Ты тоже. Я, по крайней мере, поразмыслил над этим. И я…
Мерейя. А чем ты поразмыслил?
Калигула. Своим умом, очевидно. Вы, козявки, живете мнениями других, но я осмелился обратиться к самому себе. Я спросил самого себя…
Мерейя. Себя? А с чего ты это взял? Если ты привык чем-то пользоваться, это еще не значит, что это твоё. Кто тебе сказал, что ты пользуешься своим умом?
Калигула (увлекаясь). А чем же, по-твоему? Откинув все человеческие мнения, все предрассудки, безнравственность толпы и нравственность толпы, ты остаешься наедине с собой. И тогда…
Мерейя (перебивая). Опять же, с чего ты это взял? Ты думаешь, что, отойдя от толпы подальше, куда-нибудь в ливийскую пустыню, ты действительно отделился от нее?
Калигула. При чем тут это? Я вознесен над толпой своим умом и страданием…
Мерейя. Ничуть. Ты находишься внутри жизни. А жизнь — вообще — есть сожительство с другими. Жизнь и толпа — одно и то же. Неужели ты никогда не слышал, что одиночество и смерть родственны?
Калигула. Я одинок, и я думаю о смерти.
Мерейя. Да, это заметно. Так вот, чем же это ты думаешь о жизни, о смерти, о самом себе? Ты думаешь об этом тем умом, который не способен этого понять. И это не твой ум. Он достался тебе от других, в конечном итоге — от той самой толпы, которую ты так презираешь.
Калигула. Я враг толпы, потому что я страшен толпе. Вот, погляди на эту толпу придворных, на это жалкое, блеющее стадо. Как они боятся за свои жалкие жизни!
Мерейя. Да, каждый из них боится за себя, и каждому из них ты страшен. Но от этого страха они сбиваются в толпу, прячась друг за друга. Каждому из них плохо, но толпа чувствует себя прекрасно. Ты усилил ее. Она и порождает тебя, и таких как ты, чтобы разрастись и поглотить Рим.