Рассказы северных ветров, или По пабам и паркам
Шрифт:
Не знаю, право, почему народы так пекутся о своем величии и мощи; ну-ну, смотрите не лопните от спеси! Вот я съездил поглядеть, как живут три народа – их называют «малыми». А жизнь-то у них вовсе не плохо устроена, и если подсчитать все хорошее, то у них его найдется побольше, чем в крупнейших мировых державах.
Итак, снова ночь, и над черным морем поблескивают широкие палаши зарниц. К погоде это, а может быть, к ненастью? Насколько грознее и трагичнее кажется мир ночью! Да, друг, это уже не шведские сумерки, прозрачные, зеленоватые и холодные, как вода заливов, и не головокружительная метафизика полночного солнца; это уже самая заурядная тяжелая европейская ночь. Ну что ж, съездили мы, поглядели на Божий свет и вот возвращаемся домой.
Брезжит серый и холодный рассвет, чем-то напоминая о той минуте, когда человек раскрывает еще влажную утреннюю газету, торопясь узнать, что нового в мире. Как давно мы их не читали! И ничего не случилось, только несколько недель ушли в вечность, норвежские горы отражались в воде фьордов, шведский лес смыкался над нашими головами, и благодушные коровы смотрели на нас безмятежными святыми глазами… Первая жестокая и тягостная для человечества новость – вот что ознаменует конец нашего путешествия… Да, вот и она: и надо
В серых рассветных сумерках сверкают огни Европы. Что поделаешь, это – конец пути. Из Руйаны выплывают рыбачьи баркасы – такие же, как на Лофотене, только паруса у них поставлены чуть иначе. А «Хокон Адальстейн» сейчас, наверное, держит курс на север, мимо скал Лофотена.
Да, да, славный это был пароход [183] и доброе путешествие.
183
О нем действительно можно говорить в прошедшем времени – «был», – ибо я успел получить от его капитана такое письмо:
«Nun ist meine alte dampfer Hakon Adalstein degradiert. Alle die Cabinen sind weghgenommen, auch den salong wo wir essen, nun sind sie nur fuhr ladungen. Es war trauriig f"uhr mich zu sehen, when ich meine alte dampfer liebte. Ich bin nun auf dem dampfer X. Y. laufen zwischen Bergen und Kirkenes mit post und passaschiere, aber diese ist nicht so gut wie meine alte». [ «Мой старый пароход "Хокон Адальстейн" совсем сломали. Все каюты разобраны, также и салон, где обедали, – теперь там помещение для груза. Грустно мне было смотреть на него, ведь я так любил свой старый пароход. Теперь я служу на пароходе "Кс. И.", совершаю рейсы между Бергеном и Киркенесом, вожу почту и пассажиров, но этот куда хуже моего старого» (искаж. нем.).]
И да почтим мы его память последней точкой.