Рассказы веера
Шрифт:
Княгиня, словно змею, судорожно отбросила бумагу. Та, скользнув по шелку диванчика, на лету была подхвачена проворным посланником.
– «Лишена имения, возвратиться немедленно», – шептала Шаховская. Глаза ее блуждали, лицо скривилось, как от нестерпимой муки.
Симолин испугался и позвал слуг. Вбежала горничная со стаканом воды в одной руке и флаконом в другой. Но Шаховская быстро пришла в себя, знаком отослала служанку из гостиной и тихим, но твердым голосом сказала:
– Иван Матвеевич, друг мой, что же мне делать? У меня Аизавета на сносях. Вот-вот родит. Как мне подняться, как двинуться? Боже мой, голова как будто не моя, мысли путаются... Писать, писать ей буду. Не помилует ли
– Дорогая княгиня, – горячо заговорил Симолин, обрадованный, что тягостная для него миссия имеет хоть какое-то разрешение, – я и от себя государыне напишу. Время-то все правит. Может, сменит она гнев на милость. Или отсрочку даст – ввиду ваших семейных обстоятельств. Крепитесь... Хотя я понимаю – удар силен.
Полученное известие «так сильно поразило княгиню Шаховскую, – писал мемуарист, – что с ней сделался паралич, от которого у нее отнялась нога».
Лежа в постели, княгиня денно и нощно твердила про себя молитвы, просила Бога помиловать ее – умереть сейчас ей невозможно. Пусть и калекой она останется, но у дочери будет какая-никакая опора. Кто мог подумать, что все сложится именно таким образом? Как быстро все рухнуло! Еще вчера она была уверена в полном благополучии молодых и радовалась, глядя на их согласие.
...Принц выказывал Лизе такую нежность, такое внимание, о которых Варвара Александровна читала в романах с усмешкой: чего только не нафантазируют любители марать бумагу!
Но оказалось, именно так и бывает в жизни. Молодые супруги часами разговаривали друг с другом: княгиня не могла вспомнить ничего подобного в своей семейной жизни. Видно было, что Луи – не просто муж, а поверенный дум, желаний, планов Лизы. Варвара же Александровна всю свою жизнь все решала сама, не находя в супруге внимательного слушателя и советчика. Ладно, пусть так и будет – она привыкла к полной самостоятельности, но не хотела этого для дочери. И радовалась, когда слышала от Лизы: «Луи сказал. Луи думает так. Мы посоветовались и решили», – все эти мелочи для княгини, умудренной печальным личным опытом, говорили о многом. Варвара Александровна полностью одобрила намерение Лизы взять к себе дочку Луи. С горящими глазами та говорила, что мечтает заменить маленькой Мари мать. Однако доводы, приводимые Аренбергом против этого, были весомы – в Париже сейчас слишком опасно. И вот уже княгиня с зятем в два голоса убеждали Лизу в этом. Но сам по себе порыв дочери говорил о ее любви к мужу, о желании крепить семью.
Прочтя письмо императрицы, княгиня поняла: перед ней разверзлась пропасть. Подавляя смятение, она решила сохранить втайне от дочери и зятя известие, принесенное посланником. К физическим мукам прибавились душевные. Прикованная к постели, она только и думала, как, хоть на некоторое время, отвести смертельный удар от своего
дома. Боже, какой наивной теперь казалась ей мечта увидеть дочь на бельгийском престоле!
Сознание княгини работало с привычной энергией, а рука в состоянии была держать перо. Послание императрице она сочинила в сильных, но вместе с тем простых искренних выражениях. Всецело признавая свою провинность в том, что не испросила разрешения на брак княжны Шаховской, она умоляла Екатерину дать им отсрочку к возвращению. Как только дочь оправится от родов, а ребенок будет в состоянии выдержать долгий путь, они свято подчинятся воле государыни.
Теперь все зависело от ответа императрицы. Варвара Александровна не теряла времени даром: она должна подняться с постели! Все, что только можно было предпринять для этого, ею выполнялось неуклонно. В сумятице и полной неразберихе, царивших в Париже, были найдены опытные медики. Каждодневно знающие свое дело целители массировали ее тело, используя
У ног княгини к спинке кровати по ее приказанию привязали две веревки. Ухватившись за них, больная старалась приподняться. Тело, ставшее тяжелым и неуклюжим, поначалу поддавалось плохо: в поту и изнеможении она вновь бессильно падала на подушки. Лизе запрещено было наблюдать за этими мучениями, княгиня выгоняла ее из своей спальни, но та, стоя подле закрытой двери, с тревогой прислушивалась к тяжелым вздохам.
Настойчивость, с которой княгиня решилась одолеть болезнь, приносила свои плоды. Через две недели после случившегося удара Шаховская, опираясь на палку и плечо служанки, сделала первые шаги. С каждым днем ее путь удлинялся. Нога волочилась и еще не слушалась, но все-таки княгиня чувствовала себя значительно бодрее. И лишь томительное ожидание ответа из Петербурга, необходимость ради спокойствия дочери хранить тяжелую тайну удручали ее.
Наконец приехал Симолин. По его довольному лицу Шаховская поняла, что ответ императрицы положителен: ввиду особых обстоятельств им давалась отсрочка.
Странное дело, радость была недолгой – вспыхнула и тут же погасла. Мысли о будущем вновь и вновь терзали сердце княгини. Аренберг, ее зять... В глазах Екатерины он был преступником, непрощаемым, а стало быть... Что кроется за строчками императрицы, которые дал ей прочитать посланник: «Принцу Аренбергу не владеть никогда крестьянами Шаховской»? Екатерина как будто сбрасывала Лизиного мужа со счетов – его нет, он не существует, не имеет ни малейшего отношения к ее подданным: матери и дочери Шаховским.
Второго декабря 1792 года принцесса Елизавета Аренберг родила дочь. Девочку назвали Екатериной. Вполне вероятно, что это было маленькой лестью императрице, которой теперь княгиня постоянно посылала слезные верноподданнические депеши. Однако в жизни семьи произошла трагедия: девочка не прожила и года. Смерть крошечной Екатерины наводит на мысль, что ребенок от рождения был очень слаб.
То, что несчастная мать стоически, без слез и жалоб переносила утрату, очень беспокоило княгиню. За этим чувствовалось отчаяние, которое почти равносильно небытию. Аренберг, изменившийся до неузнаваемости, старался не покидать жену, но, кажется, даже его присутствие было Елизавете в тягость.
Однажды она ровным голосом, поглаживая руку матери, сказала:
– Не беспокойтесь за меня. Я знаю, почему моя малышка покинула нас. Что ей было делать в этом страшном мире? Но мы встретимся с ней. Рано или поздно – встретимся. Ведь Бог устроил так, что все истинно любящие друг друга встречаются на небесах, радуются и уже не разлучаются никогда. Надо только жить так, чтобы заслужить эту встречу. Поскорее заслужить...
Первый месяц 1793 года резко ужесточил противостояние двух стран – России и Франции.
Жестокой оказалась судьба короля Людовика XVI – ведь он и его близкие были в одном шаге от спасения. Шестерка лошадей уже унесла их далеко от революционного Парижа. Но в одной из таверн, где беглецы остановились пообедать, внешность осанистого человека показалась хозяину заведения примечательной – его профиль был вычеканен на монете. Он послал за пикетом санкюлотов, стоявших вдоль дорог, которые вели из столицы. Король был опознан, возвращен в Париж и предстал «за измену Отечеству» перед судом. 387 голосами против 334 Людовик был приговорен к смертной казни. Беспрецедентный в истории случай – хозяин Пале-Рояля, герцог Филипп Орлеанский, голосовал за то, чтобы родной брат отправился на эшафот.