Рассказы. Часть 2
Шрифт:
Фишер говорил многое, но Джиллсон особо не вникал в его слова. Он наблюдал за светящимся туманом, который, казалось, исходил как от него, так и от Фишера, и перетекал в деформированный череп в центре пентакля. К концу чтения заклинания вокруг обоих мужчин и черепа появилась определённая аура. Джиллсон зачарованно смотрел на неё, а затем Фишер умолк.
В течение минуты ничего не происходило. Затем извивающийся туман исчез, остался только огонь свечей; но теперь они горели ярче, и неясное свечение окружало их. Пока Джиллсон смотрел на свечи, двойное пламя начало гаснуть и вдруг пропало. На мгновение ему показалось, что пламя каждой свечи заменяет чёрное
Он услышал сухой шелест из пентакля и почувствовал, что какая-то фигура движется там. Его сразу же окружили невидимые создания. Сухие, невероятно лёгкие существа коснулись лица Джиллсона, и что-то скользнуло между его губами. Ни одной точки на его теле не трогали достаточно долго, чтобы он мог понять, что это такое; так быстры были их движения, что Джиллсон ощутил не прикосновения, а скорее воспоминания о них. Но когда шорох вернулся в центр комнаты, во рту Джиллсона появился привкус соли, и он понял, что щупальце, входившее в его рот, укусило его за язык, чтобы взять каплю крови.
Фишер воззвал на фоне шороха:
— Теперь Ты вкусил нашей крови, Ты знаешь наши намерения. Пентаграмма Плоскостей будет удерживать Тебя до тех пор, пока Ты не сделаешь того, что мы желаем — раздвинешь завесу веры и покажешь нам реальности настоящего существования. Покажешь ли Ты это, чтобы освободиться?
Шуршание усилилось. Джиллсону захотелось, чтобы ритуал поскорее закончился; его глаза привыкли к свету от рекламы гаража, и сейчас он мог почти видеть в темноте тусклую извивающуюся фигуру.
Внезапно раздался дисгармоничный металлический скрежет, и весь дом затрясло. Звуки растаяли в темноте, и Джиллсон понял, что обитатель пентакля исчез. В комнате всё ещё было темно; пламя свечей не возвращалось, и зрение Джиллсона ещё не могло проникнуть в черноту.
Фишер, находящийся возле двери, сказал:
— Что ж, он ушёл, а эта фигура построена так, чтобы Даолот не мог вернуться, не сделав того, что я попросил. Так что, когда я включу свет, вы увидите всё таким, каково оно есть на самом деле. Теперь, если вы можете нащупать шкаф, вы найдёте повязку на глаза, она лежит наверху. Наденьте её, и вы ничего не сможете увидеть, — если не хотите пройти через это испытание. Затем я смогу включить свет и увидеть всё, что я хочу увидеть, а затем использовать идола, чтобы свести весь эффект к нулю. Вы хотите так поступить?
— Я проделал весь этот путь с вами, — напомнил ему Джиллсон, — не для того, чтобы испугаться в последний момент.
— Хотите увидеть всё прямо сейчас? Вы понимаете, что как только вы увидите реальность, тактильные заблуждения никогда больше не смогут обманывать вас. Вы уверены, что сможете жить с этим?
— Ради всего святого, конечно! — ответ Джиллсона был едва слышен.
— Хорошо. Я включаю свет… сейчас!
Когда полицейские прибыли в квартиры на Тюдор-Стрит, куда их вызвал истеричный жилец, они увидели сцену, которая ужаснула даже наименее брезгливых из них. Один квартиросъёмщик, возвращаясь с поздней вечеринки, увидел труп Кевина Джиллсона, лежащего на ковре — он был заколот до смерти. Однако полицейских тошнило не от этой картины, а от того, что они нашли на лужайке под разбитым окном; там лежал мёртвый Генри Фишер, его горло было разорвано осколками стекла.
Всё это казалось очень необычным, и не помог раскрытию дела даже магнитофон, найденный в комнате. Полицейские поняли, что тут определённо проводился какой-то ритуал чёрной магии, и догадались, что
Когда любопытные детективы включают запись, они слышат голос Фишера:
— Там… чёрт, я не могу видеть после этой темноты. Теперь, что…
Боже мой, где я? И где вы? Джиллсон, где вы? Где вы? Нет, держитесь подальше, Джиллсон, ради Бога, уберите свою руку. Я вижу, как что-то движется во всём этом… но Боже, это не должны быть вы… Почему я не слышу вас?… но этого достаточно, чтобы поразить любого до потери речи… Теперь подойдите ко мне… Боже, эта тварь — вы… расширяется… сжимается… первичное желе, формируется и изменяется… и цвет… Убирайтесь! Не подходите ближе… вы с ума сошли? Если вы осмелитесь прикоснуться ко мне, вы наткнётесь на этого идола… он может ощущаться мокрым и губчатым, и выглядеть ужасно… но он одолеет вас! Нет, не прикасайтесь ко мне, я не могу этого вынести…
Потом раздаётся крик и глухой стук. Взрыв безумного вопля прерывается разбивающимся стеклом, и ужасный захлёбывающийся звук вскоре затихает.
Удивительно, что двое мужчин, казалось, обманули сами себя, думая, что они изменились физически; но дело было именно так, ибо два трупа выглядели совершенно обычно, за исключением их увечий. Ничто в этом деле не может быть объяснено безумием двух мужчин. По крайней мере, есть одна аномалия; но начальник полиции Камсайда уверен, что это только брак на плёнке — в некоторых местах записи слышен громкий сухой шелест.
Перевод: А. Черепанов
Перед грозой
Над городом солнце напряглось в серой пустоте; из-за горизонта с грохотом приближалась гроза. По всей Уолтон-Стрит люди вырывались на открытое пространство, чтобы отдышаться, тщетно пытаясь избежать жары в своих офисах. Ослепляющее солнце словно застыло над зданиями.
Внезапно он понял, что ещё до того, как в город ворвётся гроза, жара высвободит жизнь, шевеление которой где-то в темноте он ощущал даже сейчас. Куда он мог спрятаться? Следует выбраться из толпы покупателей, самое лёгкое прикосновение которых вызывало у него мучительную боль; но как он мог покинуть раскалённую улицу? Мужчина повернулся, чтобы посмотреть на размытые здания, и сумел сфокусироваться на входной двери слева. Он нырнул в низкий вестибюль, задев банку с деньгами, которые рассыпались на столе газетчика, и увидел лифт.
Стены были безликими, за исключением ряда кнопок перед его лицом. Инстинктивно он нажал пылающим от боли пальцем на самую верхнюю кнопку. Двери закрылись, и лифт поехал наверх, незанятые ничем руки мужчины безвольно опустились. Его бегающие глаза упёрлись в потолок; ему показалось, что нечто маленькое и круглое столкнулось с крышей. Он пополз через пещеру, потолок которой находился всего в тридцати сантиметрах над ним. Здесь не было света, но он как-то мог видеть пауков, которые роились над его головой, покрывая всю крышу. Периодически пауки мягко падали на него. Затем появился конец пещеры: изогнутая стена от пола до потолка, отсекающая все пути к бегству. Раздалось громкое шуршание. Мужчина перевернулся на спину и увидел, как шаровидные тела падают с потолка и мчатся к нему через пещеру, кусаясь. Его охватило безысходное отчаяние, когда пауки стали пробираться в его рот.