Рассказы. Девяностые годы
Шрифт:
— Когда вернется Калгурла, мы с ней снова откроем столовую, — сказала Салли Теду Моллой. Салли не сомневалась, что Калгурла вернется.
— Ну, ну, милочка, подождите взваливать на себя такую обузу. Не к чему вам надрываться из-за денег, — ворчала миссис Моллой. — Ребята всегда позаботятся о вас. И на кой шут это нужно, когда Тед сейчас прилично зарабатывает. Господи помилуй, да мы так радовались и гордились, что вы погостили у нас недельку и мы помогли вам произвести на свет его высокородие. Вон смотрите, смотрите, как
Вечером пришли старатели приветствовать молодого Гауга, как они торжественно объявили. Эли объяснил Салли, что ребята никак не могли решить, какой купить Дику подарок. Но так как он — настоящее дитя прииска, то они собрали немного золота, чтобы Салли сама купила ему, что нужно. И Эли протянул ей новенький замшевый мешочек.
Все они клялись и божились, что Дик просто красавец и как две капли воды похож на Морриса. Салли отлично понимала, что ее первенец — жалкий, тщедушный заморыш, но она твердо решила, что сделает все, чтобы он вырос красивым и сильным.
Все наперебой рассказывали ей новости, словно она была в отлучке по меньшей мере полгода. В Хэннане жизнь бьет ключом. Рудники продаются и перепродаются по бешеным ценам; дороги забиты караванами с новым оборудованием; оно прибывает в Хэннан каждый день, и для разгрузки не хватает рабочих рук, а в Южном Кресте, по словам Джека Первый Сорт, оборудования навалили целые горы — вывозить не на чем. Впрочем, скоро железная дорога дойдет до Кулгарди, и уже все говорят о том, какие торжества будут там устроены по случаю открытия.
По словам подрядчиков, через несколько месяцев дорогу доведут и до Хэннана, и ходят слухи, что поселок будет переименован в город Калгурли или Калгулари — так туземцы называют это место. Пока что новые магазины и трактиры открываются один за другим. Старые лачуги, в которых помещалась почта и контора инспектора, сносятся, и на их месте воздвигаются настоящие дома из песчаника. Через год в городе проведут электричество. К востоку от Хэннана правительство установило опреснители на буровой скважине. И уже готовится постановление о проведении водопровода.
А Фриско стал важной персоной в Лондоне. Он теперь мистер Франсиско Хосе де Морфэ, с вашего позволения; якшается с лордом Перси Дугласом, создает акционерные предприятия, дает интервью репортерам и утверждает, что Хэннан — центр крупнейших в мире месторождений золота.
Олф Брайрли получил место на руднике Мидас и строит себе дом. Ну да, его назначили управляющим, и он сейчас со дня на день ждет к себе свою женку. Но неужто миссис Гауг ничего не слышала? Подумать только! У миссис Брайрли родился ребеночек. Дочка. И Олф напился на радостях, как сукин сын.
Не часто случалось Олфу Брайрли хватить через край, но он, говорят, чуть не спятил, когда получил телеграмму: «Поздравляем прелестной дочуркой. И мама и дочка здоровы». Носился с этой телеграммой по всему прииску
Динни был на разведке, но Олф послал туземца разыскать его и сообщить великую новость.
— А не слышал ли кто-нибудь, где Моррис? — спросила Салли. — Я написала ему про Дика в Лейк-Дарлот, но Тед Моллой говорит, что они с Коном ушли дальше, к Блэк-Рэйнджу.
Наступило неловкое молчание. Дурные вести приходили о походе в Блэк-Рэйндж, но никому не хотелось передавать их миссис Гауг. Потом все вдруг заговорили разом:
— Да, верно, Моррис не получил вашего письма, мэм.
— От Дарлота до Блэк-Рэйнджа добрых сто миль, а то и больше.
— Ничего, ничего, зато уже когда он явится сюда, ему будет чем похвастать.
— Да уж будьте покойны — примчится, как только узнает про наследника.
А на следующий день пришел Олф и принес Салли апельсинов и лимонов. Олф сиял: он был счастлив и горд и своей дочкой, и своей Лорой, и своим новым домом. Дом был уже почти готов, с двумя верандами, спереди и сзади, и ванной комнатой; а на дверях — сетки от мух. Все это стоит бешеных денег — и рабочие руки и транспорт, — жаловался Олф, а что касается строительных материалов, тут уж скажи спасибо, что достал, о цене даже спрашивать не приходится. Но Лора должна жить со всем комфортом, какой только можно создать на прииске; служба на руднике Мидас дала ему возможность сколотить немного денег и довольно быстро построить дом.
Прошло еще несколько дней, и как-то раз Салли с удивлением увидела, что к ее палатке направляется молодая особа в белом муслиновом платье и широкополой шляпке, отделанной по краям белым муслиновым рюшем. Можно было подумать, что она сошла с картины Дана Гибсона, чтобы прогуляться по пыльной дороге меж побуревших от пыли палаток.
Салли не сразу узнала Вайолет О’Брайен — так непохожа была эта нарядная девушка на скромную официантку из трактира Джиотти. Только глаза были те же — синие-синие, — и в них по-прежнему таилась какая-то невеселая дума. На губах Вайолет играла улыбка, словно ей самой было немножко смешно, что она так разоделась.
— Вайолет! Неужели это вы? — воскликнула Салли, идя ей навстречу.
— Я и сама себе не верю, — сказала Вайолет. — Вот узнала, что вы здесь, миссис Гауг, и захотелось проведать вас перед отъездом. — Глаза ее загорелись. — Да, да, я уезжаю в Мельбурн учиться пению. Отец вернулся недели две назад. Напал на хорошее местечко там на севере и продал его за десять тысяч фунтов. Вернее — это его доля.
— Как я рада! — Салли так взволновалась и обрадовалась, словно это ей привалило наконец счастье. — Значит, такие чудеса случаются не только в сказках!