Рассказы
Шрифт:
Особенно искрометно прогнозы писались почему-то, извините, в сортире. В среднем по три прогноза за одно посещение. Это, конечно, при благополучной перистальтике. Нетрудные математические подсчеты показывают, что за минуту я получал больше сорока долларов.
Представляете: сходил по нужде и за три минуты, и три с половиной тысячи рублей в кармане свеженадетых брюк. Больше таких денег я никогда в жизни не получал. И такой откровенной халтурой больше никогда не занимался.
А главное — на мое имя пришло больше сотни благодарностей
Так вот. Популярные книжки по психологии в основном пишут такие же «психологи», как Митя Тучкин, или, что еще хуже, как я. Через неделю я взялся за «настоящую науку».
Пару месяцев ушло на старика Фрейда. Потому что психология без Фрейда — это как яичница без шкварок.
Девушка я впечатлительная. К концу первого месяца мне стали сниться всякие странные сны.
Например.
Я долго-долго куда-то лечу, а затем долго-долго иду вверх по лестнице. Наверху меня встречает какая-то незнакомая тетя в маске. И два бугая, тоже в масках. Перед бугаями стоит стол. На столе — здоровая двуручная пила. Женщина говорит:
— Здравствуйте, Вольдемар, меня зовут Сублимация Эдиповна.
Я отвечаю:
— Очень приятно.
Женщина продолжает:
— Аналогично. Сейчас мы будем вас сублимировать и вытеснять. Точнее выражаясь, вымещать. Познакомьтесь: это товарищи Эрос Фаллович и Танатос Фаллович.
Я вежливо кланяюсь и почему-то говорю:
— Премного благодарен.
Бугаи молча и синхронно делают мне викторию.
— Ну вот, — говорит Сублимация Эдиповна. — Все формальности соблюдены, Приступим к расстановке. Товарищи, берите ваше либидо и пилите.
Бугаи берут пилу и начинают пилить мне голову. Я говорю:
— Товарищи, мне щекотно.
— Это у вас комплекс Электры, — говорит Сублимация. — Пилите, пилите, товарищи.
Бугаи распиливают мне голову на три части и аккуратно раскладывают их на столе.
— Вот, пожалуйста, — продолжает Сублимация Эдиповна, — это — Сознание. Это — Предсознание. А это, — она делает многозначительную паузу и торжественно объявляет:
— Бес-со-зна-тель-но-е! Что вы предпочитаете, больной?
Я тыкаю пальцем в Сознание.
— Ужасный выбор, — разочарованно вздыхает Сублимация Эдиповна.
— Типичный невротик, — говорит Танатос Фаллович. — Психодермическая шизопаранойя.
— Синдром Циммермана. Три клизмы с пустырником, — говорит Эрос Фаллович.
— Вы нам не подходите. До новых встреч, — крепко жмет мне руку Сублимация Эдиповна и снимает маску. Я вскрикиваю от ужаса. Вместо Сублимации мне плотоядно улыбается Сева Млямлин и говорит почти стихами:
— А теперь обратно взад будем делать мы гештальт…
Но я уже лечу куда-то вниз, потом бегу вниз по лестнице и просыпаюсь в холодном поту.
Потом, после штудирования Юнга, я долго беседовал во сне с неким спецагентом ФСБ Архетипом Ивановичем,
После Маслоу я целыми ночами безуспешно пытался залезать на огромную скользкую пирамиду…
Где-то на психодраме Морено и нейролингвистическом программировании я начал уставать. Добила меня книга, которая называлась «Психиатрическое литературоведение», автор которой (кстати, академик), расставил диагнозы писателям. Всех диагнозов не помню, но у Пушкина — точно — был маниакально-депрессивный психоз.
Я вынырнул из всех этих шизоанализов и психодрам и оглянулся вокруг.
Стоял конец мая. Москва утопала в сирени, и сизари, захлебываясь от любви, булькали и крутились, как юла.
И после коротких, но бурных дождей в Москве, как всегда, пахло карамелью. И красные улыбчивые трамваи приветливо цокали своими серебряными копытцами.
И хотелось как-то замереть, затаиться и выдерживать паузу в жизни и судьбе, как выдерживают вина мудрые виноделы.
Зазвонил мобильник. Это был Млямлин.
— Привет, Вовка. Слушай, ты в психологии чего-нибудь понимаешь?
— Что, опять у кого-нибудь кошка сдохла?
— Да нет. У нас главный псих сбрендил. Машка Окосевич в психушку попала.
— О Господи!
— У нее это… аллергия, что ли, какая-то. Или фобия. В общем жрать боится. Смотрит на колбасу — и плачет. Кошмар!
— Цитофобия называется.
— Точно!.. А ты, Вовка, шаришь! Давай, будешь у нас главпсихом. Деньги — не проблема.
— Нет, Севыч, не могу.
— А чего так?
— Не могу.
Так я и не стал психологом. Болезнь у меня такая — психофобия.
А у вас какая фобия?
Может, хотите поговорить об этом?..
Будда баба Соня
Я не буддист, но уверен, что будды существуют. Потому что я лично знал одного будду, вернее — одну. И этой буддой была моя бабушка, баба Соня.
И еще я знаю, что будды не какие-то там мудрые, великие и молчаливые, а очень хитренькие. Хитрые и добрые. Это основное качество будд.
Когда я учился в третьем классе, мои родители уехали в Африку, в страну Алжир, и я остался с бабой Соней. Это были семидесятые годы. Я совершенно не помню никаких исторических событий, великих имён, грандиозных вех и прочих глупостей, вроде очередного двадцать какого-то съезда КПСС. Вернее — помню, но вся эта муть смешалась в добрую детскую сказку под названием «Баба Соня».
Помню, что любой Карл Маркс с любого плаката или любого постамента был очень похож на домового, о котором мне рассказывала на ночь баба Соня. Что Луис Карвалан устойчиво соотносился у меня в голове с бабасониным карвалолом. Что Штирлиц очень напоминал добрую собаку колли из какого-то ненашего сериала, который мы по выходным смотрели с бабой Соней.