Рассказы
Шрифт:
Настоятель последовал его совету и вскоре в церкви уже не было золотых червонцев, а были только золотые украшения, которые демонстрировали особо уважаемым прихожанам церкви. А настоятель смог спать спокойно, ему больше не снились обыски и реквизиции, так же, как и небо в крупную клетку. Он был настолько благодарен за дельный совет, что предложил этому еврею-адвокату стать постоянным юристконсультом русской православной церкви. Так еврей оказался служащим православной церкви.
Еще одна история, на этот раз только с одной золотой царской «десяткой», произошла со мной. Мы уезжали из СССР на постоянное жительство в Америку. Оставлять эту монету или продавать
Понимая, что в Америке на первых порах нам обязательно понадобятся деньги, я продал в Италии свой единственный золотой червонец и до сих пор не знаю, правильно ли я поступил: может быть, надо было сохранить его, ведь вложение в золото считаются в Америке одной из наилучших инвестиций.
Райком лучше знает
Лерикский район Азербайджана находится на крайнем юго-востоке страны и занимает значительную часть горной зоны Талыша. Население здесь бедное, занимается, в основном, сельским хозяйством, птицеводством и скотоводством. Большие отары овец перегоняют летом выше в горы, а зимой к их подножию. Царем и богом района в советские времена был первый секретарь райкома партии. Ему подчинялись все: и райисполком, и милиция, и все население. Он был полным хозяином в своем районе. Если происходили какие-либо неприятные события, то он стремился решать все на месте, «не выносить сор из избы», то есть, старался, чтобы информация об этом не дошла до Баку.
И вот однажды секретарю райкома сообщили, что один из пастухов занимается скотоложством. Это позор, если об этом узнают в Баку, то секретарю не миновать выговора. Он распорядился, чтобы милиция доставила пастуха к нему в райком.
Все приводимые ниже разговоры происходили с использованием нецензурной лексики. Мы попытаемся передать их, используя приличные выражения, хотя в устах секретаря райкома и безграмотного пастуха эти приличные слова звучат несколько странно.
— Это правда, что ты занимаешься скотоложством? — спросил секретарь.
— Правда, начальник, — ответил пастух.
— Ты знаешь, что за это можешь сесть в тюрьму? Если мне еще раз о тебе сообщат что-либо подобное, я велю тебя арестовать! Пошел вон!
Прошел месяц, и секретарю снова сообщили, что пастух по-прежнему нарушает закон. Секретарь понял, что снова ругать пастуха бесполезно, а посадив его в тюрьму, он также ничего не добьется, только лишится хорошего пастуха. Надо было придумать какое-нибудь другое средство. Секретарь решил пастуха женить. Быстро подобрали подходящую невесту, обоих привели в райком, секретарь сказал пастуху, что тот должен жениться.
— Баш-уста, начальник! (Слушаюсь, начальник!), — сказал пастух.
И женился.
И вновь прошел месяц. В райком пришла новобрачная и стала жаловаться секретарю:
— Он
Секретарь поручил милиции доставить к нему пастуха.
— Ты почему не спишь с женой? Почему не выполняешь свой супружеский долг?
— Какой долг, начальник? Что я должен с ней делать? Я не знаю!
— Не знаешь? Ты что, с женщинами дела никогда не имел?
— Нет, начальник.
— То, что делал с баранами, то же делай и с ней. Пупок знаешь?
— Знаю, начальник.
— Отмерь от пупка вниз рукой одну пядь и… и вперед!
На следующий день в райком прибежала заплаканная новобрачная. Она рассказала секретарю:
— Он пришел домой, раздел меня, нашел пупок, отмерил от него вниз одну пядь, но рука-то у него большая! Я ему кричу: «Не туда, не туда!» А он мне отвечает: «Молчи, дура, райком лучше знает!»
«Сталинский» характер
Люди на свете бывают разные. Одни узнав, что в чем-то не правы, стремятся исправить свою ошибку, другие, наоборот, настаивают, что все делали правильно. Есть и третья категория: они понимают, что допустили ошибку, но исправлять ее не хотят — характер не позволяет. Когда такой человек является начальником, подчиненным с ним совсем непросто. Он требует, чтобы всегда была соблюдена субординация, чтобы никто никаких внешних новостей не узнавал раньше него или минуя его. Именно к этой, третьей, категории относился начальник Управления геологии Азербайджана Экрем Мамедович Шекинский.
Однажды один геолог ждал письма с приглашением на конференцию. Письмо должно было прийти на имя Шекинского, так как только он мог разрешить командировку за пределы республики. Естественно, этот геолог ходил в секретариат и справлялся, не пришло ли письмо, которое он ждет. В конце концов секретарь сказала ему:
— Да, письмо пришло и находится на столе у начальника.
Как об этом узнал Шекинский, кто ему донес, неизвестно. Но он не только не дал этому геологу возможности поехать на конференцию, но девушку-секретаря, которая выдала «страшную тайну» о получении письма, уволил.
Я знал о «сталинских» замашках Шекинского. И когда приглашение на какое-либо совещание или съезд приходило на мое имя, я не торопился передавать его на подпись начальству. Я делал на ксероксе копию этого приглашения, замазывал белой краской свою фамилию и вписывал фамилию Шекинского. Снова делал копию, чтобы не было видно исправлений и только после этого оба приглашения — подлинное, на мое имя, и изготовленное мною — на имя Шекинского, передавал в секретариат. Как правило, это срабатывало. Сам Шекинский ехать не мог или не хотел, но так как приглашения были и для него, и для меня и, по его мнению, субординация была соблюдена, он, как правило, давал разрешение на командировку.
Еще более удивительная история произошла тогда, когда сотрудники возглавляемой мною геологической партии должны были получить премию. Я написал об этом докладную. Шекинский в принципе не возражал, но написал резолюцию — «Выдать премию за счет резерва сметы». Он не знал о том, что в камеральных и тематических партиях в смете нет никакого резерва. Начальник планового отдела вернул мою докладную Шекинскому, объяснив, что резерв в смете отсутствует.
Прошли недели, а затем и месяц. Я регулярно справлялся у секретаря, не написал ли Шекинский новой, правильной, резолюции. И постоянно получал ответ: «Бумага лежит у него на столе, но новой резолюции на ней нет».