Рассказы
Шрифт:
Но в то же время держать дальше оружие в доме становилось для нее истинным мучением. А вдруг кто-нибудь тайком возьмет да и вынесет его из дома, и пойдет оно бродить по свету? Попадет в злодейские руки. Глядишь, будут большие неприятности. Со стороны можно и посмеяться над этими опасениями, но ведь поди знай, чего ждать. В этом мире все так непонятно. Всякое может случиться. Ладно уж, о своих сыновьях она вспоминать не станет, но случаются же разные происшествия...
Например, в дом может проникнуть грабитель. Если он окажется сообразительным, то сразу поймет, что здесь ему делать нечего, и удалится. Если же это будет мелкий воришка, то его, наоборот, может
А вдруг этим револьвером будет где-нибудь совершено преступление? Тогда что делать? Полиция начнет допытываться, откуда он взялся, и воришка в конце концов приведет следователя в их дом. Начнутся неприятности.
На чердаке живут мыши. Под верандой прячутся кошки и собаки. Если в доме и найдется какое-то безопасное место, куда не дотянется ничья рука, то туда не дотянется и рука матушки. Так что спрятать револьвер просто некуда. И пожар страшен. Перекинется огонь с соседнего дома - матушка с сестрой убегут, бросив все. Но даже если дом сгорит дотла, вдруг пожарники найдут револьвер в пепле? Опять неприятности...
Поэтому в последнее время матушка просыпается ночью с мыслью о револьвере и никак не может заснуть. Иногда она думает, что надо просто забыть о нем, пусть будет как будет, но забыть не может. Вещь эта покойного мужа, и она чувствует ответственность за нее. Не может она спокойно умереть, оставив револьвер в доме. Нельзя ли как-нибудь избавиться от него?
– Конечно, неприятно, - сказал я.
– Самое лучшее - отнести его в полицию. Тогда ни волноваться не будешь, что случится злодеяние, ни чувствовать себя все время висящим на волоске. Можно также бросить пистолет с высокой кручи в реку или зарыть на поле, в самом дальнем углу. Но это все равно что выпустить на волю ослабевшую ядовитую змею.
Так как мать сидела, удрученно опустив плечи, я добавил:
– Конечно, в полицию пойду я.
– Но только не в нашу.
– Я отвезу его в Токио и сдам. Так будет лучше. Разумеется, таскать его с собою не следовало бы, но ничего не поделаешь.
Я спросил, где лежит этот злополучный револьвер, и пошел за ним в дальнюю комнату.
Револьвер и коробка с пятьюдесятью патронами, небрежно завернутые в пожелтевшую газету, как и шестнадцать лет назад, когда мы нашли их, лежали на дне маленького переносного сейфа, любимого отцом еще с того времени, когда он торговал мануфактурой. Вытащив из сейфа бумажный сверток, я вспомнил, что доставал его в тот день, когда мы делили. отцовское наследство. Тогда никто из нас не знал, что находилось в свертке. "Какой тяжелый! Может, монеты золотые?" - пошутил я и развернул газету. И тут перед нашими изумленными взорами предстало то, чего никто не ожидал увидеть.
Я и подумать не мог, что у отца был револьвер. Но мать сказала, что это действительно его вещь. В молодости отец ездил в Токио за товаром к оптовому торговцу и привез оттуда револьвер. "Смотри, что я раздобыл", - похвастался он. Матушка задрожала от страха - настоящее огнестрельное оружие она видела впервые.
Отец сказал, что купил его для самозащиты. В то время раз в месяц он ходил через перевал в окрестные деревни собирать деньги за товары, проданные в кредит. Ходить приходилось пешком по глухим горным дорогам, и в пути могло случиться все что угодно.
Матушка сразу эту вещь невзлюбила, но смирилась с ее существованием, раз уж револьвер был куплен для защиты. Однако что-то не было заметно, что отец им пользуется. Револьвер ни разу больше не попадался ей на глаза. "Может, убрал куда или одолжил кому-нибудь?" - думала она. Впрочем, для нее так было спокойнее, и она сперва делала вид, что забыла про оружие, а потом и впрямь забыла.
И вот после смерти отца револьвер вновь попался ей на глаза, хотя матушка считала, что его давно уже нет. Она восприняла это как коварный обман. Револьвер обошел всех и вернулся к ней в руки... Матушка с ненавистью поглядела на него, потом молча завернула снова в газету и положила на дно сейфа. "Пусть он тут лежит. Понадобится - возьмешь", - сказала она мне.
В то время мне было двадцать семь лет, мы с женой жили впроголодь в многоквартирном доме на окраине Токио, и я не был уверен, что у меня достанет душевных сил хранить столь опасное наследство. "Тем лучше! И для Будды так будет спокойнее", - сказал я. С тех пор я и не вспоминал о револьвере. И не подумал бы, что теперь он так беспокоит матушку.
Я вернулся с револьвером к очагу и стал рассматривать его, положив на колени. Потом взял в руку, и он показался мне значительно тяжелее, чем прежде, хотя этого и не могло быть. Револьвер заржавел, две строчки букв, вырезанных на его поверхности, невозможно было уже рассмотреть невооруженным глазом. В коробке лежало пятьдесят патронов. Значит, к нему никто не прикасался. Донышки патронов слегка позеленели - от масла или от пыли.
– Была только одна коробка для патронов?
– спросил я у матушки.
Она сказала, что о других ничего не знает. А раз так, следовательно, отец ни разу даже из него не выстрелил, хотя и приобретал револьвер специально для себя. Ему ничего ведь не стоило пару раз стрельнуть для пробы, но он не выстрелил. Зачем же тогда он до самой смерти втайне хранил и револьвер, и патроны к нему? И тут мне вспомнилось, как, впервые после смерти отца увидев эту штуку, я в тот же миг понял, в чем дело.
Получив известие о том, что болезнь отца возобновилась, я приехал тогда на родину и, наблюдая, как отец потихоньку угасает день ото дня, размышлял: что же поддерживало его в жизни? Его, сына деревенского самурая, зятя городского торговца мануфактурой, имевшего двух дочерей-альбиносов, отца покончивших с собой дочерей и сбежавших из дому сыновей? И в тот миг, когда я увидел извлеченный со дна сейфа пистолет, я тут же все понял.
Этот пистолет давал ему силы жить. Имея его, он всегда мог умереть. И он смог дожить до своего возраста, потому что его поддерживала мысль, что у него есть верное средство уйти из жизни.
Я выуживал из коробки патроны и, рассматривая их, вспоминал прошлое.
– Ты что хочешь делать с ними?
– спросила матушка.
– Ничего... Просто гляжу, и все.
– Смотри не брось в огонь.
И матушка строго взглянула на меня, будто говорила с восьмилетним ребенком.
Утром на станции соседнего городка я сел на поезд, идущий в Токио. Когда я проходил на платформу, то заметил, что волнуюсь, как провинившийся мальчишка. Но молодой контролер с заломленной назад фуражкой не знал, что перед ним прошел человек, незаконно провозящий револьвер с пятьюдесятью патронами к нему. И он лихо щелкнул компостером, словно танцующая цыганка кастаньетами.