Рассказы
Шрифт:
Это было, конечно, странно, но совсем не страшно. Старикан был такой чинный и дружелюбный, от него просто веяло спокойствием. Женька сказала:"Нормально" и удивилась, как хрипло прозвучал ее голос. Пока она откашливалась, старик уселся на бетонную плиту и сообшил, что его зовут Сергей Иванович и что Надя Рудко просила его встретиться с ней, Женей, и кое-что забрать. Женька подобралась: "Так это вы?.. А как вы узнали, где я? Впрочем, лучше не говорите, а скажите-ка на всякий случай... (Что бы у него спросить, вдруг он все-таки из "докторов"? Вряд ли, конечно, они будут устраивать такой дешевый спектакль, но мало
Старик ответил ласково:"Нет, левый бок у тебя сейчас не болит. Правый болит немного, но сейчас перестанет." Действительно, так сильно ныло в боку и вдруг - раз!
– как выключили. И в голове вроде бы пояснее стало. Что делать - придется поверить. Женька полезла под футболку разматывать бинт но он уже настолько разболтался, что железяка легко выпала Женьке на ладонь. Солнце заиграло на блестящей поверхности. Ну вот и все, теперь можно и помирать.
– Зачем же помирать?
– удивился старик.
– Я как раз хотел спросить, какие у тебя планы.
Женька пожала плечами - издевается что ли, какие планы...
– Хочешь вернуться, или?...
– Как же мне вернуться?
– проворчала Женька.
– Опять по трубам ползать - вряд ли доберусь. А не возвращаться... Куда я денусь? Вон, видок у меня.
– Но ты хочешь обратно?
– Да не что бы хочу - девчонок жалко. После каждого побега такие репрессии начинаются... Не кормят толком, на линейке держат целые дни, передачи не передают - "карантин" называется. Я бы вернулась, только вот... в трубу неохота - Женька посмотрела вверх, в черное отверстие.
– Ужас, как неохота.
Женьке вдруг стало интересно - как там, ищут уже небось, забегали? Девчонок небось трясут, нянек. Кривуленция бегает, вся зеленая...
– А вы можете у Надюши спросить, как там у нас?
– спросила Женька у старика.
Он покачал головой:
– Ее уже нет там.
– Вот черти!
– Женьку разобрала злость.
– Что им неймется? И тут покоя не дают, таскают, переводят... Куда же Надюшу-то бедную закинули?
– Она на воле. Все удалось оформить... почти официально.
Казалось, солнце засияло ярче. Ах ты, здорово-то как! Не всесильны, значит, белые халаты, не так уж надежны их запоры, и наша Надюша улизнула из этой душегубки!
Но потом Женька подумала о Лидке, Валентине, девчонках - ведь теперь они не узнают, что замысел удался, что есть надежда. У нее заболело сердце от жалости ко всем, кто сидит в душных палатах в полном неведении, что творится за толстыми стенами. Видно, Женька задумалась надолго - когда она очнулась, старик с интересом смотрел на нее.
– Я хочу назад. Вы можете мне помочь?
Он удивленно переспросил:
– Назад? Ты уверена? Ты можешь остаться с нами.
Женька схватила его за руку и помотала головой - не надо больше об этом. Сергей Иванович пристально посмотрел ей в глаза, -так пристально, что у Женьки закружилась голова и все вокруг стало расплываться, как в тумане.
х х х
Виски ломило так, что трудно было что-нибудь сообразить. Спустя несколько минут Женька обнаружила, что сидит на корточках в каком-то тесном углу, и попыталась встать. Ноги так затекли,
– Да вот же она! Вот она где валяется! Ее по всем углам ищут, уже собираются карантин разводить, а она, бессовестная, ползает невесть где! Что ты тут делаешь, придурошная?
Женька ничего не могла ответить, только дико озиралась по сторонам: знакомый коридор, хозблок, кажется? В замазанные белым окна проникает свет, значит уже день? Раиса подняла ее с колен и поволокла по коридорам. Всю дорогу она бранилась и шумела, выдавая возможные и невозможные ругательства - видимо, все уже здорово переволновались из-за возможного карантина.
При входе в отделение Раиса с Женькой наскочили на Кривуленцию. Она надсаживалась так, что шея раздулась и покраснела. Дарья слушала ее молча. А рядом стояла сама главная врачиха, и в глазах ее явно читалась досада на такое неприятное происшествие, как пропажа пациентки. Главная врачиха редко появлялась в жилом корпусе и ее не часто обсуждали в палатах. Наверное, поэтому у нее даже не было нормального прозвища, а в редких случаях о ней говорили: Сама приходила, Сама сказала. Конечно, некоторые верили, что Сама, мол, не знает, какие безобразия творятся в отделениях, а если бы знала, то все исправила бы. И даже рвались "открыть ей глаза" на реальную действительность. Но Сама ходила по палатам в окружении целой свиты, и к ней было невозможно подступиться. Женька считала, что ничего ей говорить и не стоит, потому что, когда Сама шла по коридору быстрой деловой походкой, глядя как-то сквозь, на лице ее было написано: "как мне все это надоело".
Увидев разгоряченную Раису, которая предъявляла всем Женьку, как найденный клад, Кривуленция заткнулась на полуслове, а Сама, показав тонким пальцем, спросила:"Эта?" Убедившись, что ЧП все-таки не случилось, она сразу переключилась на какие-то другие важные дела и поспешила прочь, бросив Дарье:"В штрафное отделение ее на неделю".
Дарья негромко сказала:"В штрафном все места заняты", но ответа не последовало. Тут вновь завопила, наливаясь кровью, Кривуленция:
– Где ты была, уродина, что это за выходки?
Раиса, видя, что Женька еще не оклималась, начала объяснять:
– Я нашла ее возле прачечной, когда шла в бельевую. Она там лежала без сознания около запасного хода. И я ее привела поскорее сюда.
Пока Кривуленция набирала воздух для следующей реплики, Дарья удивленно спросила:
– Около прачечной, в хозблоке? Как же, интересно, она могла добраться туда ночью? Да это вряд ли возможно, ведь это даже за вашим постом, Каролина Борисовна!
Кривуленция чуть не откусила себе язык от злости. Она посмотрела вслед главной врачихе, проверяя, не могла ли та услышать дарьины слова, и дернув головой, прошипела:"Ну, мы еще разберемся во всем этом". Выпрямившись еще больше чем обычно, она почти побежала по коридору в административный корпус.